Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он удивительно быстро освоился с новой для себя ролью рабовладельца, и уже не представлял себе, как раньше мог жить без ощущения полной и ничем не ограниченной власти над другим человеком. Это свежее чувство пьянило его и слегка кружило голову. «Всё ж таки салийцы — великая нация, — подумал он, разглядывая маленькую фигурку напротив. — В отличие от других народов, они не стали ханжески лукавить, а просто взяли и узаконили рабство. В то время как в других странах правители лицемерно делят людей на сословия, пытаясь хоть как-то оправдать своё право на власть, салийцы сделали власть человека над человеком абсолютной. А власть — настоящая власть — должна быть именно такой!» — Новидж хищно раздул ноздри. Его мысли понеслись дальше, и через какое-то мгновение перед его взором возник новый Грайвор, в котором он…
Карета резко остановилась. Рабыня испуганно пискнула. Сладкие грёзы мгновенно вылетели из головы министра.
— Что там, Кхур тебя забери, случилось? — зло выругался он.
— Хозяин, — откликнулся кучер. — Улица перекрыта — не проехать.
— Так пойди и разберись, в чем там дело, бестолочь!
Возница спрыгнул и неторопливо, как и подобает слуге знатного вельможи, направился в сторону толпы. Продираясь сквозь человеческую массу, он то и дело слышал обрывки разговоров.
— …А что случилось-то?…
— …Говорю же, я сам видел — четыре телеги мертвецов вывезли…
— …Давно нужно было губошлёпов к ногтю прижать! Скоро весь Грайвор скупят! У моего шурина один такой лавку за долги забрал…
— …Видел он! Что видел-то? Это не салийцев порезали, а наоборот — они честных горожан к себе заманили и в жертву принесли своему Многоликому. Тьфу… чтоб его Кхур в зад поцеловал …
— …Мне соседка рассказывала — она у них в прислугах была — что сами-то они человечину не едят, а скармливают своим рабам, точно мы брюкву хрякам. Потому и здоровые они у них такие! А рожи-то, рожи их видела?…
Активно работая локтями, кучер пролез в первые ряды. Улица была перегорожена тремя рядами рогаток, вдоль которых стояла шеренга из десятка стражников. Их алебарды были угрожающе направлены в сторону толпы, словно солдаты опасались, что жиденькую плотину первых рядов вот-вот прорвёт, и людское море хлынет прямо на них.
— Господин первец, умоляю, пропустите! Мне на рынок надо, у меня рыба протухнет! Мне за неё потом целый месяц не расплатиться! — заламывая руки, стенал огромный детина в фартуке торговца рыбой. Напротив него стоял командовавший патрулем первец. Его лицо было красным от злости. Он уже не мог кричать, а только хрипел, бешено вращая глазами:
— Назад, назад, рыбье отродье! Кому сказал, езжай в обход, через Горбатый мост!
— Да как же через мост, господин первец? Это же добрых два часа ходу! У меня же рыба!!
— Я счас тебе эту рыбу знаешь куда засуну?! У меня приказ! Понял ты, осьминог драный?! В обход! Все в обход! — пытаясь перекричать толпу, просипел офицер.
Кучер бесцеремонно дёрнул его за рукав. Первец мгновенно развернулся и железной хваткой сграбастал наглеца.
— Ты куда свои ручонки тянешь, кусок дерьма?! — прорычал он. — Да я тебя сейчас…
Он внезапно осёкся, разглядев цвета камзола слуги. Тот довольно осклабился — подобная реакция людей ему была не в диковинку.
— Господин внешний министр желает проехать, и побыстрее! — нагловатым тоном заявил он.
Стражник с ужасом представил себе, что произойдёт с толпой, вздумай он освободить проезд для кареты. Он мгновенно покрылся потом, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.
— Никак нельзя, — почти извиняясь, пробормотал он. — К тому же, дальше всё равно не проехать там… — он махнул рукой куда-то вперёд и что-то сказал. Его последние слова заглушил очередной рёв толпы.
— Что?! — переспросил кучер.
Первец выругался в бессильной злобе и, повернувшись, прокричал:
— Зонг, остаёшься за меня! Дальше, дальше от рогаток толпу держите! Эй ты, новенький, как там тебя… Марн? Алебарду-то повыше подними! Что, ручонки устали?! Не хватало ещё, чтобы ты кому-нибудь ухо отрезал, дубина деревенская! — Он повернулся к слуге. — Веди к карете, сам всё объясню господину министру.
Эрр Новидж тем временем стал понемногу раздражаться. Задержка была совсем некстати: перед тем как ехать во дворец, он намеревался завезти рабыню в свой охотничий замок. Эту ночь, надо сказать восхитительную во всех отношениях, он провёл в доме своего личного лекаря, который умел держать язык за зубами хотя бы потому, что его там не было последние пятнадцать лет. Однако, это было лишь временное пристанище, и утром перед министром встала проблема: куда пристроить свою новую игрушку. Ну, не везти же её к себе в дом? И дело было даже не в мегере, которую он последние десять лет называл женой, а в том, что само существование рабыни должно было остаться в тайне. Закон Грайвора был непреклонен: в королевстве запрещалось владеть рабами кому бы то ни было. Святой Шаур в своём писании провозгласил всех людей свободными, и нарушивший его волю тотчас объявлялся еретиком. Исключение допускалось лишь в отношении салийцев, которые придерживались иной веры, но и они были не вправе убивать либо увечить своих рабов, пока те находились в пределах королевства. В этом отношении подарок посла был весьма и весьма опасным. Новидж не сумел совладать со своими страстями: он принял подарок — и тем самым, пожалуй, впервые в своей жизни, рискнул по-настоящему. Впрочем, в королевстве ходили слухи, что некоторые благородные благополучно владели рабами на протяжении многих лет. Для этого достаточно было держать их где-нибудь взаперти, подальше от любопытных глаз, например — в загородном поместье. Риск в такой ситуации тоже был довольно велик, однако, проведя ночь в объятиях маленькой искусницы, Новидж пришёл к мысли, что он был вполне оправдан. Внешний министр слегка шевельнул пальцем, и салийка немедленно встрепенулась.
— Что желает господин? — немного сглатывая на салийский манер гласные, спросила она.
— Не называй меня господин, — приказал Новидж.
— Хорошо, хозяин, — склонила голову рабыня.
— И хозяином тоже не называй, во всяком случае, когда мы не одни.
Изящные брови вопросительно изогнулись, и на детском личике отобразилось неподдельное удивление.
— Обращайся ко мне… — Новидж наморщил лоб, пытаясь придумать что-то нейтральное. — Обращайся ко мне — дядюшка, — вдруг припомнив слова барона, сказал он. — А я буду называть тебя племянницей или просто по имени. Поняла?
Рабыня неуверенно кивнула.
— И вообще, знаешь что, — Новиджа вдруг осенило. — Я запрещаю тебе говорить с кем-либо в моё отсутствие. Ты не должна…
Снаружи постучали. Он приоткрыл дверцу. Возле кареты навытяжку стоял стражник, судя по бляхе — в чине первеца.
— Первец Тендж, господин внешний министр! — представился он.