скальпель готов!

Подсев к мужу чистой тряпицей, смоченной в тёплой кипячёной воде, принялась вытирать страшную рану, стараясь не сильно давить, и боковым зрением следила за мимикой Дарио, чтобы не пропустить, если сделаю больно. Но лицо супруга оставалось бесстрастным, первое время он, приподнявшись, внимательно за мной следил, но потом, видать, утомился и, откинул голову, прикрыв веки.

Убрав грязь внутри пореза, очистила пространство вокруг, прошлась второй раз другой тряпкой и только потом, вознеся короткую безмолвную молитву, взяла нож и срезала чуток плоти по краям разрыва, оголяя нежное нутро алого цвета. Так. Готово. Испарина покрыла лоб, струйки пота противно текли между лопаток, и даже ладони неприятно взмокли. Отерев руки о подол, смочила их вином из кувшина, одновременно стремилась подспудно унять тревожащие душу мысли и дрожь в пальцах.

Зашивать человека мне предстояло впервые. Да что я такое говорю! Всё это я делаю вообще впервые в жизни: видела какие-то ролики в интернете, где-то ухватила из книг, но эти обрывочные знания не идут ни в какое сравнение с тем опытом, которым обладают люди одной из самых сложных и ответственных профессий в мире - врачи.

Но нутром чуяла - я на правильном пути. Так что продолжаем.

Шить я всегда любила, но, что, наверное, самое главное - умела. И делала это хорошо. Да и какая разница: работать с кожей человека или со сложными, непослушными тканями? Практически никакой. Вот такими мыслями, стараясь себя успокоить, принялась за работу: вложив внутрь раны чистую, смоченную в слабосолёном водном растворе хлопковую ткань так, чтобы часть её торчала наружу, взяла иглу и нитку.

Стежок, узелок, срезать, стежок, узелок, срезать...

Не дойдя до торчащего тканевого лоскутка, остановилась.

Всё. Я это сделала!

От накатившего облегчения чуть не грохнулась без чувств: нервозность вперемешку с телесной скованностью и обострёнными чувствами, едва не обрушились на меня страшным опустошением, итогом которого был бы глубокий обморок.

Но! Никак нельзя. Впереди ещё много работы.

- Как ты? - погладив Дарио по шершавой щеке с уже проступившей мелкой щетиной, негромко спросила я. На лбу мужа блестели бисеринки пота, над губой тоже проявилась влага, говорившая, что устроенная мной пытка не прошла для него столь безболезненно, как он хотел мне показать.

Дар открыл веки и посмотрел на меня затуманенными болью глазами.

- Ты невероятная женщина, - только и сказал он. Я не нашлась что ответить, и отшутилась:

- О да, я такая! - сама от себя балдею, нервно хохотнула про себя. Фраза, которую часто произносила внучка, всплыла вовремя и к месту, чуть разрядив витающее вокруг меня физически ощутимое напряжение.

- Нам нужно уходить отсюда, муж сделал попытку сесть и с тихим стоном повалился назад на мягкую подстилку.

- Почему? - нахмурилась я, ничего не понимая.

- Эти гвардейцы, не гвардейцы вовсе, - негромко заговорил Дар. - Они разбойники, каким-то образом сумевшие одолеть настоящих стражей, и забравшие их броню и коней.

- Как ты это понял? - вопрос вырвался раньше, чем я подумала. А ведь ответ лежал на поверхности.

- Они не умеют сражаться. Если бы это были опытные вояки, живым против такого количества врагов я бы не смог уйти. И, боюсь, у этих разбойников где-то есть убежище, где наверняка живут ещё люди и где они хранят всё награбленное. Нам нужно как можно скорее добраться до границы с провинцией и доложить куда следует.

Я нахмурилась недовольно.

- Давай утром...

- Нет, любовь моя, тела я смог оттащить, но совсем недалеко. А в лесу хватает волков. Они придут на запах крови. Сейчас встану и впрягу коней. Ты собери вещи вокруг костра.

Делать нечего, мне пришлось с ним согласиться: быть съеденной хищниками совсем не улыбалось.

- Я сама всё сделаю, мне не хочется, чтобы разошли швы и ты истёк кровью. Не спорь, Дарио! - зло буркнула я и принялась помогать ему подняться. Кряхтя и пыхтя, мне всё же удалось придать своему мужу-гиганту вертикальное положение.

- Дальше я сам, - он попытался аккуратно отодвинуть меня, но я, как будто прилипла к его боку и грозно заметила:

- Не хватало ещё, чтобы ты свалился, испортив всю мою работу. Так что не сопротивляйся, обопрись на меня и пошли.

Дарио вроде и не стал препираться, но всё равно старался сильно на меня не напирать, за что ему всё же большое спасибо. Боюсь, под такой тяжестью ноги подвели бы меня и подогнулись.

В телегу супруг забрался сам, едва слышно скрипя зубами. Убедившись, что он лёг на оставшуюся внутри подстилку, я пошла за лошадьми. Как и что делать уже знала: за столько дней в пути научилась очень многому, да и Дарио не возражал, когда я вертелась рядом и задавала ему свои вопросы. Если мой муж справился бы за несколько минут, то я провозилась около получаса. Когда тащила вещи от костра к повозке, где-то вдали послышался леденящий душу вой волков. Меня аж дрожь пробрала. Страшно стало, жуть!

Чуть ли не бегом сорвалась с места, закинула котелки и посуду в фургон, взлетела птицей на облучок, и стегнула коней, чтобы поторапливались.

Нужно как можно скорее убраться от этого места. Благо луна вошла в полную силу, и дорогу было хорошо видно. Не заблужусь, куда-нибудь, да приеду. Лишь бы ничего неожиданного в пути не произошло.

Глава 26

Вот всегда знала, что наши женщины могут всё! Без преувеличения: и коня на скаку, и в горящую избу. И я смогла... потому что жить захочешь, и не так раскорячишься!

Мне удалось провести непростую мини-операцию, затем собрать всех коней, впрячь их, и править ими ночью, да так, что подлинный ямщик позавидовал бы, а ещё я смогла не сбиться с пути. И всё это делала под давлением: я боялась до жути, до сведения мышц в животе и рвоты, перманентно подступавшей желчью к горлу. Лишь на голом упрямстве и желании жить, спасти нас, увести от волчьей стаи и возможного преследования подельников погибшей шайки.

Пару раз останавливала лошадей, проверяла Дарио: муж спал крепко, у него поднялась температура, но не критично, мне приходилось его будить и отпаивать взваром, под повязку, которой закрыла рану, даже не заглядывала - это было бы преждевременно. Вот утром нужно будет сменить и провести обработку.

- Роза, - в третий раз муж сам открыл глаза, - как ты? - голос его сипел и было видно, как его