мне, что, возможно, чуть позже скажет нечто важное. Он не стал бы употреблять слово «важное», если бы ему в голову просто пришла шальная мысль. Он собирался выяснить нечто такое, что видел или слышал. Ну как, приемлемо?

— Да. Но ты ничуть не продвинулся.

— Я уже немного продвинулся. Загвоздка только в том: что или кто? Что продолжало грызть Питера Вона, пока он отсыпался? Рассказав о Долли Брук, он снял камень с души, и теперь его мучили всего два вопроса: кто убил Сьюзан и была ли она, по его собственным словам, страстно увлечена Данбаром Уипплом или все-таки не была? Что касается его догадок насчет убийцы Сьюзан Брук, он считал возможным, даже вполне вероятным, что это дело рук Долли. Однако то был всего лишь оставшийся без ответа вопрос, над решением которого уже работали другие люди. На самом деле Питера Вона мучил второй вопрос, и он хотел знать правду… Хорошо, тогда куда он мог пойти? — развел я руками. — Питер Вон вроде бы простой, прямолинейный парень. Он мог бы отправиться прямиком к Данбару Уипплу, но тот сейчас парится в тюрьме. Идти к Долли Брук для Вона вообще не имело смысла. Он уже слышал все, что она могла сказать, хотя точно не знал, убивала она или нет. Таким образом, для него оставались две возможности: родители Уиппла и сотрудники КЗГП. Вот туда-то он и мог пойти. К Полу Уипплу, или в КЗГП, или туда и туда. Предлагаю вам позвонить Уипплу. Если он скажет «нет», я наведаюсь в КЗГП и спрошу Мод Джордан, в котором часу там вчера был Питер Вон.

Вулф приподнял плечи на одну восьмую дюйма и снова опустил:

— Что ж, это не повредит. Даже если…

Вулфа прервал звонок в дверь. Я пошел в прихожую проверить, кто там, и, сообщив Вулфу, что это Уиппл, с удовольствием сделал двенадцать шагов в сторону входной двери в предвкушении полного морального удовлетворения после впустую потраченных на Долли Брук двух часов. А что еще могло привести сюда Уиппла в разгар рабочего дня? Когда, открыв дверь, я протянул Уипплу руку, то, кажется, слегка перестарался. Обычно я не ломаю людям пальцев, но рукопожатие у меня действительно крепкое, и Уиппл, похоже, это почувствовал. Я провел его в кабинет и, скрыв победную усмешку, усадил в красное кожаное кресло. Уиппл объяснил, что не стал звонить, а пришел прямо к нам, поскольку у него есть важное сообщение, способное создать проблемы для людей, которые этого явно не заслуживают. Вулф поинтересовался, кого он имеет в виду, и Уиппл поднял руку поправить очки. Очки иногда бывают очень полезны, позволяя отвести взгляд и выиграть пару секунд на поиск нужных слов.

— Быть может, вы еще не в курсе, — начал Уиппл. — Убит тот молодой человек, Питер Вон.

— Да, я знаю, — кивнул Вулф.

— Тело нашли в припаркованной машине. Беднягу застрелили.

— Да.

— Вы знаете… — Уиппл внезапно охрип и, откашлявшись, начал снова: — Вы ведь знаете, что при всех своих неприятностях я всегда был с вами абсолютно откровенен.

— Не вижу оснований в этом сомневаться.

— Так и было. Абсолютно откровенен. Я рассказал все, что вам следовало знать. Но есть кое-что, чего мне не следовало бы говорить, хотя я знаю, что должен. Это наверняка создаст проблемы для людей, которых я считаю своими друзьями. Они не только друзья, но и важные люди… для моей расы. Однако просить вас о помощи, принимать ее и при этом утаивать факты, которые вам необходимо знать, было бы достойно презрения.

— Если хотите, я могу отказаться от этого дела.

— Я не хочу, чтобы вы отказывались! — Голос Уиппла внезапно сорвался на визг, и он поспешно закусил губу, но через секунду продолжил: — Прошу войти в мое положение. Когда я впервые пришел к вам, нервы у меня уже были ни к черту, а сейчас я не в силах их контролировать. — Он резко поднял голову. — Это ребячество. Питер Вон вчера приходил ко мне. Спрашивал, что я знаю об отношениях между моим сыном и той девушкой, Сьюзан Брук. Он был…

— В котором часу он к вам приходил?

— Утром. Поджидал меня перед началом занятий в колледже. Похоже, он умом не блещет, да? Я ответил, что ничего не знаю об этом, кроме того, что они были связаны по работе, и не могу ни подтвердить, ни отрицать фактов, опубликованных в прессе. Что еще я мог сказать? Он был крайне настойчив, но я проявил выдержку. И он ушел. Затем во время перерыва на ланч мне позвонил Том Хенчи из КЗГП. Он сообщил, что Питер Вон приходил к ним в офис, требовал встречи с ним и другими сотрудниками. Хенчи интересовало, что именно я сказал Вону. А сегодня, примерно час назад, Том Хенчи позвонил снова. Он сообщил, что Питера Вона прошлой ночью убили, и умолял никому не говорить о вчерашнем визите Вона в офис КЗГП. Хенчи сказал, что, по общему мнению, было бы нежелательно об этом упоминать, и просил меня держать язык за зубами. Я ответил, что перезвоню, и через несколько минут так и сделал. Однако за эти несколько минут я успел вспомнить, что вы говорили нам тогда, в Канова-Спа. Ведь речь тоже шла об убийстве. Итак, я заявил Хенчи, что принял решение ничего от вас не утаивать. Он хотел встретиться со мной, чтобы обсудить ситуацию, я отказался. Вот такие дела. Господь свидетель… — Уиппл осекся и встал с кресла. — Нет, я отнюдь не жду, что вы мне что-то скажете. Более того, я этого не хочу.

Он повернулся и пошел к выходу, но Вулф его остановил:

— С вашего позволения. Кто еще об этом знает?

— Никто. Я никому ничего не говорил. Даже своей жене.

— А о том, что Вон к вам приходил?

— Нет. И не буду. Вы должны меня извинить. Мне было больно вам это говорить. Очень больно. — С этими словами он ушел.

Я вскочил, чтобы проводить Уиппла, однако Вулф остановил меня, покачав головой. Услышав, как хлопнула входная дверь, я автоматически пошел проверить, закрыта ли она. Привычка, приобретенная после неприятного случая, когда один придурок, сделав вид, будто ушел, остался слушать под дверью кабинета, как мы с Вулфом обсуждаем его дела.

Вернувшись, я спросил:

— Мне стоит садиться на место?

Уголок рта Вулфа пополз вверх.

— Видишь ли, Арчи, самое яркое проявление твоего самолюбия — это не действие, а устранение. Ты никогда не бахвалишься. В любом случае прими мои поздравления.

— С удовольствием. Так