выступа – и тоже полетел вниз. Полине показалось, что на миг время вокруг них остановилось. Она так четко видела эту секунду, этот образ: летящий черный силуэт на фоне бьющего в глаза солнца. А потом миг закончился – и Майоров сорвался.

Оцепенения больше не было. Полина почувствовала, как ее душу сжимает ледяная хватка ужаса, однако ужас этот был деятельным, заставляющим держаться за надежду, даже когда все уже закончилось.

Полина подбежала к краю обрыва, на ходу доставая из кармана телефон, посмотрела вниз. Мягкие волны, добираясь до камней, завивались, пенились, не позволяя увидеть, есть ли кто-то внизу… Кто-то живой. Мертвых тел на камнях она тоже не видела, и это сейчас было главным.

Дозвонившись до спасателей, Полина рассказала о двух живых людях, случайно упавших с обрыва. Непременно живых, она в этом точно уверена. Нужно просто помочь им скорее – здесь недалеко…

Она знала, что спасатели доберутся сюда минут через десять-пятнадцать. Она не готова была ждать даже столько, ей следовало спуститься. Полина понимала, что за обоих упавших должна беспокоиться одинаково, но признавала, что один из них сразу же отошел на второй план. Ей было куда страшнее, чем она ожидала, и этот ужас, абсолютный, почти звериный, мешал мыслить здраво. Ей казалось: если она не увидит, что Майоров жив, прямо сейчас, она и сама умрет… Ну не мог же он погибнуть вот так глупо, когда она стояла в двух шагах! Оставляя ее на всю жизнь с воспоминаниями о черном силуэте.

Купаться на диких берегах строжайше запрещено, как и прыгать в море. Но люди не были бы собой, если бы следовали разумным запретам. Неподалеку от обрыва уже протоптали дорожку к крошечному каменному пляжу.

Полина не знала, каким чудом не упала, не сорвалась. Ее это не волновало, она даже не запомнила толком, как добралась до пляжа. Девушка замерла на линии прибоя, чувствуя, как сердце отчаянно колотится в груди. Она боялась звать, понимая, что не получит ответ. Она до рези в глазах всматривалась в сияющую от солнца воду, опасаясь увидеть дрейфующие на поверхности окровавленные тела – и надеясь различить движение.

Надежда оправдалась. Сначала усилился плеск воды, а потом, огибая камни, появился и человек – плывущий сам и удерживающий на плаву другого человека. Полина бросилась ему навстречу, на мелководье. Здесь соленая вода помогала, и Полина смогла поддержать старика, пока Майоров пытался отдышаться.

Марат почти не пострадал. Его руки были изодраны о камни, но более серьезных ран Полина не видела, да и взгляд Майорова оставался ясным. Похоже, это как раз тот случай, когда судьба балует шальных: прыгнув с немыслимой высоты, Марат вошел в воду умело, удачно, и вреда это ему не причинило.

Федору Михайловичу повезло куда меньше. Полина уже видела глубокую, залепленную мокрыми волосами рану у него на голове, заметила, как болтается плечо, как неестественно вывернута рука. Даже к лучшему, что он потерял сознание и ничего не чувствует…

Но старик все еще жив! Он не должен был выжить – с такими травмами он утонул бы за считаные минуты. Вот только Майоров не дал ему этих минут, он сразу же оказался рядом. Поэтому старик дышал, когда его осторожно вынесли на берег. Он дышал, когда его передали спасателям, а Полина судорожно обнимала Майорова – так сильно, что он начал показательно опасаться за целостность ребер. Она не обращала на его шуточки внимания, ей сейчас нужно было держаться за него, чтобы убедиться, что все обошлось, он действительно рядом, его не забрала темная вода, чтобы вернуть через несколько дней едва опознаваемым телом.

Старик дышал, когда спасатели оказали ему первую помощь, остановили кровь, зафиксировали сломанные кости и понесли носилки с ним наверх, обратно к отелю, где уже дожидалась машина «Скорой».

А по пути в больницу он дышать перестал.

Глава 7

Люди открываются нам с разных сторон

За прыжок со скалы Марат заплатил на удивление дешево: всего-то пара неглубоких порезов на руках и синяк на плече. Могло получиться и по-другому… могло и совсем печально. Но ему повезло: помня уроки плавания, полученные еще лет пять назад перед крупной ролью, он нырнул очень удачно, да еще добрался до глубины, там опасных камней не было.

К Федору Михайловичу судьба не была благосклонна. Он расшибся то ли о воду, то ли о камни – в этом будут разбираться эксперты. Когда Марат нашел его, он уже истекал кровью. Майоров сделал для старика все что мог, поддерживал его до последнего, но от спасателя к тому моменту уже ничего не зависело. Оказалось, что с такими травмами можно было лишь прожить чуть дольше, не отправившись на дно, а вот остаться в живых – нельзя.

От этого было горько, и думал Марат лишь о том, что не сумел спасти. А о собственной возможной печальной участи не думал. Зачем? Все же обошлось!

Зато за него об этом подумали другие.

Катрин полчаса орала в трубку. Марат толком не слушал, он как раз переодевался, поставив смартфон на громкую связь, и включился в разговор, лишь когда продюсер пожелала добавить этот эпизод в документальный фильм. Марат честно сказал, что ему все равно.

Режиссер тоже поорал, но скорее для приличия. Когда он узнал, что у Катрин претензий нет, он задал себе вполне справедливый вопрос: мне что, больше всех надо?

Фанатки Марата, услышав о случившемся, сочли своим долгом выразить кумиру восхищение. И беспокойство. И сделать пару многозначительных намеков. Марат раздал очередную партию автографов, поблагодарил за беспокойство и сделал вид, что намеков не понял.

Ну и конечно, была Полина. Он редко интересовался чьим-то мнением относительно собственной судьбы, но ее мнение оказалось важным – неожиданно важным для него. Там, в заповеднике, он прыгнул за стариком не ради нее, о ней он тогда вообще не думал. Но когда все закончилось, ему вдруг стало важно, как к этому отнесется она. Он помнил, как отчаянно Полина обнимала его на берегу – кажется, синяк все-таки остался… Но то было первое впечатление. Обдумав все, она могла бы изменить свое отношение.

Когда на Марата орала Катрин, поздравляя с почетным званием героического идиота, ему это было глубоко безразлично. Но если бы такой же трюк попробовала провернуть Полина… это оказалось бы неприятно, и что-то важное, не до конца понятное ему исчезло бы навсегда.

Полина не вопила. Она рассматривала Марата глазами цвета сосновой хвои и улыбалась. Она не собиралась