— Ну… Надо обследовать недельку, но ничего серьезного. — Академик крутанул коньяк в рюмке. — Наверное, числа двадцатого выйдет он на работу.

— О, вернусь из Вьетнама, и поработаем с товарищами. Сейчас все равно толком ничего не получится, да и зачем Королева лишний раз беспокоить. — Шелепин прищурился, что-то про себя прикинул, похоже, уже собрался двигаться дальше по залу. Добавил, чуть повысив голос: — Точно ничего страшного?

— Любая медицинская процедура по-своему серьезна, — опять пошутил чуть хмельной министр здравоохранения, — даже банки профессор ставит не так, как медсестра.

— Ох, все вы, врачи, такие: как лечить, так пустяк, а как денег просить на приборы, все важно и необходимо! — Теперь заулыбалась вся компания, но Шелепин вдруг стал серьезным. — Очень вас прошу, Борис Васильевич, подойдите к вопросу лечения Сергея Павловича со всей возможной, даже чрезвычайной тщательностью. Его работа и талант очень нужны нашей стране. Пожалуйста, исключите все возможности ошибки.

— Обязательно, товарищ Шелепин, — резко перешел на сухой и официальный тон Петровский. — Все будет на высшем уровне, как и всегда.

— Извините, просто у меня какие-то нехорошие предчувствия. — Александр Николаевич немного смутился. — Спасибо вам, желаю в новом году удач и вам, и всем вашим пациентам.

После беседы Шелепин сел за стол и, не торопясь, с чувством, выцедил граммов сто превосходного «Юбилейного» под пару кремовых пирожных. Ничего более тяжелого желудок уже не вмещал, а пить под лимон, по старой традиции коммунистов и аристократов, Александр Николаевич не любил. Однако повод того стоил. Давно, уже несколько месяцев, он искал случай поговорить с академиком Петровским. И вот все прошло в самом лучшем виде, после такого напоминания Борис Васильевич просто обязан был принять все возможные и невозможные меры.

Отмеченные пришельцем из будущего факты гибели Королева, Комарова и Гагарина Шелепин не забыл. Точные даты остались неизвестными, однако информации оказалось достаточно. Во-первых, трагический полет Гагарина произошел в истории Петра в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, но до этого еще далеко. Во-вторых, стало известно, что Комаров погиб раньше, при посадке. Пока космонавты на земле — им в общем-то ничего не угрожает. Так что, предотвратить катастрофу не слишком сложно. Достаточно узнать, когда запланирован старт, и можно организовать основательную проверку спускаемого модуля космического корабля, а лучше вообще отменить вылет.

В-третьих, Королев должен был умереть на операционном столе. Вроде бы имелась вполне солидная отправная точка, но… После осторожного наведения справок все оказалось не таким очевидным. Попросту говоря, со здоровьем Сергея Павловича дело обстояло плохо. Серьезный непорядок с сердцем, кровотечения в кишечнике — это только вершина айсберга. Летом Королев обращался в больницу — сердце. Но врачи уверяли: ничего особенно опасного, и больной лечился дома. В декабре главный конструктор на три дня лег на обследование в больницу — возникли проблемы с сердцем после того, как «Луна-8» разбилась на спутнике Земли вместо того, чтобы произвести мягкую посадку. Но никаких операций не назначили. В январе нового, тысяча девятьсот шестьдесят шестого года опять запланировали обследования по кишечнику, и снова ничего особенно опасного не нашли — обычные полипы.

Положение осложнялось тем, что Александр Николаевич практически не имел знакомых, вхожих в круг советских космонавтов. Со стороны Четвертого главного управления, называвшегося чаще «Кремлевской больницей» и расположенного на улице Грановского, тоже ничего интересного получить не удалось. Лечили главного конструктора на самом высоком уровне, дело Королева вел лично Борис Васильевич Петровский, министр здравоохранения СССР, замечательный хирург с огромным стажем. Если уж при таком враче Сергею Павловичу суждено умереть — значит, никто другой ничего не сможет сделать.

Но все же червячок сомнений оставался. Не то чтобы Королев был очень нужен космической промышленности, скорее, наоборот, последнее время вокруг его работы множились склоки и недопонимание. Все это было очень далеко от сферы обычных интересов Александра Николаевича. Но… глубоко под спудом ворочалась честолюбивая мысль. Хотелось почувствовать себя демиургом, который может менять судьбы людей, контролировать все, даже саму смерть. А попробовать спасти человека — далеко не самый худший повод для этого.

Сообщение о смерти Королева четырнадцатого января прозвучало как гром среди ясного неба. Диагноз гласил: «…Острая ишемия миокарда после четырехчасовой операции по удалению саркомы (злокачественной опухоли) с экстирпацией прямой и части сигмовидной кишки…» Решение о назначении медицинской комиссии Шелепин продавил через ЦК перед самым вылетом во Вьетнам, едва ли не с трапа самолета. И то лишь потому, что яростно противившийся этому Леонид Ильич улетел в Монголию на три часа раньше[154].

Комиссия, как это водится, так и не смогла установить точных причин смерти. Виноватых оказалось много, и при этом — никого конкретно.

Выявили целый букет недоработок. К примеру, перед операцией не сделали серьезного обследования, и саркома не была обнаружена. Из-за кажущейся простоты случая не собирался врачебный консилиум. Сам Королев пожелал, чтобы оперировал обязательно министр Советского Союза, у которого голова к тому времени уже была забита не слишком медицинскими делами. Да и возраст у академика оказался солидный, пятьдесят восемь лет. Дрогнула рука, или стенка кишечника оказалось слишком тонкой, произошла перфорация. Анестезиологи что-то проглядели, или не оказалось под рукой нужных смесей. Возникли проблемы с введением трубки из-за короткой шеи Сергея Павловича. Автомат искусственного кровообращения заранее не подготовили. Не было близко мощного помощника (Александра Александровича Вишневского вызвали с большим опозданием). В завершение тяжелейшей операции — не выдержало сердце.

Длинная цепь неудачных совпадений, случайностей и ошибок. Каждая в отдельности в общем-то была объяснима, далеко не смертельна и легко поправима. Но в результате страна потеряла своего лучшего главного конструктора.

По коридорам ЦК медленно поползли слухи. Слишком многие слышали просьбу Шелепина на новогоднем приеме. Да еще он после возвращения из Вьетнама имел неосторожность усилить эффект, грустно намекнул: «Были у нас с Сергеем Павловичем планы по совместной работе». Теперь этот разговор, обросший, как обычно, красочными подробностями, выглядел однозначным предупреждением. Которое «кое-кто» благополучно проигнорировал. Нашлись и другие факты. Келдыш говорил, что Королев жаловался, дескать, не уверен, вернется ли из больницы. Коллеги вторили ему, уж больно аккуратно закрыл Сергей Павлович все свои дела, словно готовился к чему-то. Странные недомолвки и предчувствия припоминала супруга…

Министр Борис Васильевич-Петровский подал в отставку, и Брежнев был вынужден ее принять. Но шепотки не унимались. Кто-то вспоминал зарезанного на операционном столе Фрунзе, другие — «дело врачей». Не обошлось без попыток отыскать в происшедшем выгоду для Леонида Ильича, который как раз курировал оборонную и ракетную отрасли.