– Думаю, что полезут! Раз колесо завертелось, то теперь уже не остановить! – Олег глянул на монитор спутниковой навигации. Введенная в память компьютера старая карта района размещения станции теперь как бы проецировалась на их нынешний маршрут движения. – Меня волнует другой вопрос! С чем эти заклятые друзья заявятся к нам, и каковы будут потери? Ведь там не пацаны будут, а опытные профи!

– Да! Загадал нам Боря загадку!

– Ладно! Разгадывать на месте придется, тем более что нам остался один переход до этого Белого Омута! Мне говорили, что местные этим Омутом своих детей пугают, а старики при упоминании этого места крестятся!

– Значит что-то там явно не в порядке! Народ, он зря пугаться не станет! – Яша покачал головой. – Хотя, предки специально отваживали своих и чужих от святых мест.

После очередного привала, на котором технику заправили топливом, а бойцов горячим обедом из полевых кухонь, колонна пошла на последний переход к своей цели.

Уже начинало смеркаться, когда головная машина выбралась из тайги на небольшое каменистое плато на краю обширной долины. Сверху не было видно, что там, внизу. Белый туман, как плотное одеяло, лежал ниже краев этой гигантской чаши. Казалось, что там, внизу, варится какой-то адский обед.

Всю технику выстроили в один длинный ряд. Личному составу объявили отдых, за исключением тех, кому предстояло дежурить в карауле. Провели краткое совещание офицеров, на котором было обращено внимание на работу с людьми по соблюдению строжайшей дисциплины и высокой бдительности при несении караульной службы.

Солдаты между собой уже вели разговоры о том, что их ведут в какое-то гиблое место, но потом, храбрясь друг перед другом, сводили все к шутке. Некоторые вспоминали старые байки, как часового ночью задрал медведь и от того утром нашли только несколько кусков тела. Естественно, что, заступая в караул, да еще на ночь, бойцы сами, проявив инициативу, обмотали весь периметр стоянки со стороны леса проволокой и навесили на неё пустых консервных банок. В нарушение Устава гарнизонной и караульной службы часовые дослали патрон в патронник автомата и не поставили его на предохранитель. Лагерь ночью разбивать не стали, решив утром поточнее определиться на местности. К самой базе нужно было еще подойти, снять ее с охраны и, лишь удостоверившись в безопасном проходе через охраняемую зону, вводить туда личный состав и технику.

Некоторые офицеры не спали, сидя на теплых капотах грузовиков и куря сигареты. Они о чем-то разговаривали между собой вполголоса, глядя на колышущийся внизу в свете звездной ночи синий туман. Во взводе связи о чем-то запели девичьи голоса.

«Да! Не сладко молодым, здоровым девкам болтаться со своей техникой по просторам родной страны. Им бы сейчас в уютном доме своих детишек спать укладывать, а не кукушками век свой куковать!» – подумалось многим. Командовал этим взводом пожилой капитан Ерохин Иван Митрофанович. За глаза его девчата называли просто Митрофаныч, на что он никогда не обижался. Офицеры его в шутку называли бабий царь! Маленький, круглый, как шарик, с добродушным лицом, на котором красовался нос-картофелька, иногда любил показать свою строгость перед своими подчиненными, после чего, в неформальной обстановке, девки, прижав его своими крепкими грудями к машине, начинали тискать, но любя, как своего плюшевого мишку, который у них, у многих, имелся в тайне друг от друга. Он застенчиво отбивался от их плотоядных рук и намеков. Вырвавшись из их цепких ручек, грозно подкрутив пышные усы, грозился наказать их со страшной силой. Девки хохотали, а он, махнув на них рукой – Бабы дуры, что с них взять! – уходил играть в карты с офицерами и прапорщиками. Особенно ему импонировал здоровенный старший прапорщик Слепченко Иван Алексеевич. Уже в годах, он сохранил свой чёрный кубанский чуб, который всегда торчал из-под козырька фуражки, по казацки сдвинутой на правое ухо. Новомодные кепки он не любил. Кулаки у него были размером с детскую голову, но он умудрялся иногда удивлять сослуживцев тонкими поделками и сувенирами. По нему сохли все девки Ерохина. «Как Иван Алексеевич глянет своими цыганскими глазищами, так враз ноги отнимаются!» – делились подруги между собой.

Вот и сегодня, пристроившись на ящике из-под макарон и повесив шахтерский фонарь на дуге брезентового полога грузовика, в кузове собралась теплая компания. Кроме Ерохина и Слепченко, завсегдатаями их маленького клуба были два старших лейтенанта, которые уже до пенсии так и не надеялись стать капитанами. Маленький и щуплый, в затемненных очках и с пышными усами Александр Михайлович Королев, и его вечный оппонент – невысокий, коренастый, с красной физиономией записного выпивохи Василий Николаевич Ковзик. Он единственный в этой компании не носил усов. У него всегда, в каком-нибудь тайнике настаивалась ядреная брага, которой он по-братски делился с другими жаждущими. Стукачей не любил и мог наговорить гадостей любому начальнику, в любой обстановке. Единственное, что его спасало, это его умение выжать из личного состава максимум результата, сколько бы здоровья ему это ни стоило. Но бойцов зря не обижал. Иногда вместо наряда на службу мог дать кулаком в морду.

Подав снизу, под задний полог, трехлитровый бутыль браги, Вася с Сашей влезли в кузов Урала.

– Ну, что, господа, – начал Василий, потирая ладони, – предлагаю первый тост, за прибытие к месту назначения! Вон сколько отмахали через буреломы!

Народ, согласно кивнув головами, одновременно стукнулся алюминиевыми кружками. Брага, приятно пощипывая языки, как острый квас, потекла в желудки, одновременно освежая и слегка пьяня.

– Ох, и хороша у тебя, Вася, брага! – довольно загалдели мужики.

– Ну, дык! Фирма веников не вяжет! – отозвался польщенный бутлегер.

Королев, поправив указательным пальцем очки на переносице, достал свой рабочий блокнот и ручку. Отработанным движением разграфил лист на четыре колонки и хлопнул на крышку ящика колоду карт.

– Первый круг обязаловка! – как всегда напомнил он играющим. – За очко по копеечке!

– Ну, не на щелбаны же играем! – традиционно вскинулся Василий.

Два Ивана молча ухмыльнулись этой обычной перебранке и стали следить, как Санек шустро начал раскидывать карты. Игра пошла своим чередом, и брага в бутыли стала постепенно исчезать. На «бочке» оказались сразу трое. В минусах сидел Ерохин, уже прикидывая, кому и сколько он будет должен. Сегодня повезло Василию!

– Партия, господа! – торжественно объявил он, раскрывая веером «длинную» черву с марьяжем. Королев начал подсчитывать, кто кому и сколько будет должен. Василий разлил по кружкам остатки браги.

– За победу! – провозгласил он тост.

Где-то, почти рядом с машиной, бахнул одиночный выстрел из автомата. От неожиданности некоторые поперхнулись. Слепченко первый выключил фонарь и с пистолетом в руке вывалился из кузова на землю. За ним попрыгали остальные. Сначала ничего не было видно, пока глаза не привыкли к темноте. Где-то рядом слышалось рычание и какой-то скулеж. Когда глаза стали различать предметы в полумраке, все оторопели. Здоровенный медведь, завладев автоматом часового, прижал его к груди и, стоя, пятился к лесу. Он рычал на перепуганного насмерть бойца, вцепившегося в ремень автомата. Упираясь пятками сапог в землю, тот скулил от испуга, но выпустить ремень, видимо, боялся. Правда, неизвестно, кого больше – медведя или старшины.