Вот и заканчивается наш вечер в уединении. Разочарование, скорее всего, скользит в каждом моем неторопливом движении, когда я мою тарелки. Медленно и тщательно. Пытаясь оттянуть момент расхождения по комнатам. Не знаю, замечает ли это Дамир, но он точно наблюдает за мной. У меня кожа пылает, словно ее нагревают изнутри.

Но посуда заканчивается. Приходится принять душ и, переодевшись, забраться в постель. Сегодня идти в зал я не планирую. Вот если бы он сам предложил лечь рядом…

Дамир разговаривал по телефону, когда я выходила из ванны и кивнула ему «спокойной ночи», поэтому, выключив свет, я укладываюсь на бок.

– Уже легла?

Мужской голос негромко звучит в темноте, вызывая внутри непроизвольный трепет. Протягиваю руку и прикасаюсь к лампе на прикроватной тумбе, чтобы вновь зажечь свет.

Дамир входит в комнату и останавливается напротив меня, заложив руки в карманы спортивных штанов.

Волнение стремительно проносится по венам. Скользнув глазами по его крепким ногам и торсу, встречаюсь с теплым взглядом.

– Да. Мне тоже завтра рано вставать.

Понимающе кивнув, Дамир присаживается рядом на край кровати.

– С тобой лечь?

Хочется сказать «да», но произношу:

– Не нужно. Обещаю сегодня тебя не будить.

– Буди, если снова испугаешься, – подмигивает, а я испытываю отчаянное сопротивление тому, что он сейчас встанет и уйдет. – Спасибо за ужин, Маш. Я уже давно так хорошо не проводил время.

Рефлекторно приподнимаюсь, потому что хочется быть хотя бы чуточку ближе к нему. Он редко такой открытый. Желание продлить момент преобладает над рациональным мышлением.

– Я тоже. Если ты не против, завтра повторим, – всматриваюсь в темные карие глаза, которые сейчас смотрят на меня так, как раньше. Испепеляют, обжигают.

Воздух вокруг сгущается, пока мы смотрим друг на друга несколько долгих мгновений. Он так близко, что я слышу тяжелое дыхание. Какой-то десяток сантиметров отделяют нас от того, чтобы повторить тот поцелуй.

– Я только за. Спокойной ночи, Маша.

Дамир вдруг быстро приближается и, как мне кажется, собирается поцеловать в лоб, как делают родители, чтобы ребенок крепко спал, но я больше не позволю ему видеть в себе ребенка.

Резко подняв голову, встречаю мужские губы своими. Дамир застывает, обжигая мой рот дыханием. Тяжело выдыхает, пока я замираю ожидая его действий. В горле сушит, в ушах набат. Ну, поцелуй же меня. Я знаю, ты хочешь. Как и тогда. Кончик языка пробегается по сухим губам и Дамир это замечает. Вижу, как поднимается его грудная клетка, как глаза в мгновение темнеют, а скулы заостряются. Только не уходи! Не смей! Боязливая дрожь сотрясает тело. Он ведь может просто встать и выйти.

Поднимаю глаза, встречаясь с его бездонными, черными, затянутыми радужкой омутами. Внутри все накаляется.

Делаю легкое движение губами, наслаждаясь таким концентрированным запахом любимого мужчины, а потом несмело кладу руку на покрытую щетиной щеку. Собственный стук сердца оглушает. Приоткрываю губы и неожиданно лечу в бездну, когда Дамир вдруг грубо опалив мой рот рассерженным "Машка", сгребает меня в охапку. Надавливает на мои губы своими, открывает их языком, и глубоко целует, превращая меня в сгусток восторженной энергии.

Облегченный выдох летит ему в горло.

Сильные руки оказываются на моей спине, путаются в волосах и ненасытно сгребают футболку на плече. Господи…

Оказывается, воспоминания были жалким подобием тем ощущениям, которые властвуют сейчас в моём теле благодаря Дамиру.

Меня как будто опустили в чан с кипятком, но выбираться я бы не стала оттуда ни за какие деньги. Этот кипяток не приносит боли. Он сжигает гораздо более чувственным огнём.

Наши языки сплетаются, слышу собственный стон, который Дамир проглатывает и словно безумный съезжает губами мне на шею. Неумолимое возбуждение простреливает каждую клетку. Жёсткая щетина царапает кожу в грубой ласке, а я впиваюсь пальцами в мужской затылок лишь бы быть к Дамиру ещё ближе.

Он не ушёл. Он хочет меня так же, как и я его. Это чувствуется в каждом рваном движении, лихорадочном скольжении языка по моей коже, дыхании одном на двоих.

Если бы можно было сойти с ума от счастья, я бы так и сделала.

Меня тянет к Маше с невероятной силой. Нежная, напористая, неугомонная! Что творит только, ненормальная? С таким упорством рушит барьеры, ограждающие меня от нее.

Рваный выдох, на котором на мягких губах шелестит мое имя, заставляет меня дуреть. Губами по нежной разгоряченной коже, предплечью, ключице. Маша выгибается, подставляя себя под мои терзающие губы. Готова отдать мне себя прямо сейчас.

Твою ж мать! Все словно перевернулось с ног на голову. Выдержка, запертая на семь замков, рванула и сносит напрочь.

Я хочу Машку. Хочу с такой силой, что готов раздавить, сожрать всю, потому что таких как она еще не встречал. Мозги мне напрочь вышибает своей искренностью. Девичьи руки елозят по моим волосам, сгребая их пальцами и распаляя еще сильнее. Мы будто две вспышки, готовые рвануть к чертям, потому что напряжение достигает практически максимальной отметки.

Воля качается словно на краю обрыва. Вот-вот и сорвусь.

Снова нахожу ее губы и едва не рычу, когда теплые пальцы ныряют мне под футболку. Током прошибает до костей.

– Дамир, – простреливает мне в горло надрывный шепот.

Меня трясет как в лихорадке от желания содрать с нее футболку, сжать небольшую грудь ладонями, попробовать на вкус соски. Член наливается и болезненно упирается в штаны.

– Маш, – невменяемо шепчу, а когда большим пальцем задеваю острый сосок под тонкой материей, понимаю, что не остановлюсь. Еще пара мгновений и пути назад не будет. С адским усилием отрываю губы от тяжело дышащего рта и, обхватив алое лицо ладонями, упираюсь в Машин лоб своим. – Маш, стой, остановись.

Но эта строптивая девчонка как специально проезжается ногтями по моему торсу, вбрызгивая в кровь токсичный яд. Подрываюсь и, запустив подрагивающую пятерню в волосы, отшагиваю от кровати на безопасное расстояние. Дыхание с трудом вырывается из легких, мышцы звенят. Чувствую себя гранатой, готовой вот-вот взорваться.

– Дамир, почему?

Синие океаны топят в непонимании. Маша выглядит чертовски соблазнительно в этой футболке, съехавшей с одного плеча, с взлохмаченными волосами и приоткрытыми вспухшими после поцелуев губами. Шумно вдыхаю. Ну какого черта, а?

– Потому что нельзя тебе. Нельзя! – рявкаю негрубо.

– Почему нельзя? – непонимающе смотрит прямо в лоб девочка, поправляя на плече кофту. – Только не ври больше, что ничего не испытываешь. Ты секунду назад доказал обратное.