Зимы здесь были холодные, как ночь в пустыне.

Дом бехдина Масани стоял отдельно от всех, чуть в стороне и сильно выше, на краю короткого ущелья. Камень в ущелье был красным, а скалы, нависающие над домом, переливались всеми цветами, от светло-жёлтых до цвета спелого чёрного винограда; но больше всего было красного. Потом Акболат узнал, что ущелье называлось Ущельем Семи Дев, когда-то окаменевших там от красоты озера…

Солнце редко посещало этот дом, лишь на несколько часов после полудня. Летом это было даже здорово.

Зимой приходилось подолгу разгребать снег, чтобы выйти из дома и спуститься в город.

По этому берегу озера обычно шли караваны из Алпании или Станового царства в Церес. Они везли шерсть, смолу, железо, мёд, лён и коноплю. Караваны из Цереса — с шёлком, бронзой и тонкими кожами — шли по тому, северному берегу…

В один из первых дней бедхин Масани, который сразу велел звать его «мастером», показал Акболату то, что ему надо будет постигать все следующие годы. Сначала он велел ему долго сидеть в тёмной комнате, пока весь внешний свет не вышел из его глаз. Потом подвёл к большому ящику с занавесом. Сказал: смотри. И отдёрнул занавес.

Ящик был совершенно бел изнутри.

— Что ты видишь? — спросил мастер.

— Ничего, — сказал Акболат. — Что-то белое… Нет, просто ничего. Ничто. Я вижу белое ничто.

— А так? — и мастер сдвинул что-то сбоку от ящика.

Акболат понял, что там был светильник, и мастер то ли погасил его, то ли прикрыл заслонкой.

И тогда он увидел странный пейзаж.

На заднем плане, вписанный в заснеженные горы, высился ледяной дворец. Горы усеяны были крошечными деревцами, и становилось понятно, что дворец громаден. К нему вела извилистая дорога, местами пропадая между холмами; был виден кусок каменного моста. На переднем плане стояло искривлённое ветрами старое дерево, потерявшее часть сучьев. Под деревом лежала массивная плита, и она явно лежала там не просто так…

Мастер опустил занавес.

— Пойдём, — сказал он и положил Акболату на плечо сухую жёсткую ладонь.

Они вышли из дома. Под лёгкими облаками светилась гладь озера. Они стояли и смотрели на озеро и на лодки на нём. Рыбаки ловили чебака, которого сушили впрок на корм скоту; были и такие, которые ели эту рыбу сами.

— Теперь ты видишь ценность тьмы? — спросил мастер.

— Да, — сказал Акболат.

В комнате, где он спал — окно выходило на разноцветные скалы и белые горы над ними, — на стене висела та же самая картина: ледяной дворец среди ледяных гор, дерево с обломанными сучьями и тяжёлая плита перед ним. Стоило ему открыть глаза, и начинало казаться, что в картине что-то неуловимо изменилось…

— Познавать тьму необходимо, но не обязательно самому в неё погружаться, — сказал мастер. — У евреев в их священной книге в самом начале сказано, что Бог вначале отделил тьму от света. Но он не стал уничтожать тьму. Когда он создал людей, то испугался, что они постигнут тайны света и тьмы и станут подобными богам, и не дал им этого сделать, погрузив в тяготы жизни. Все мы с детства учимся любить свет и бояться тьмы…

— Но, познавая тьму, нельзя влюбляться в неё, а она так притягательна, так соблазнительна… начинает казаться, что весь мир соткан из тьмы, а свет лишь служит тому, чтобы давать ей проявляться. Нет. Люби Ахура Мазду, не принимай Ангра Маинью — но не шарахайся от него в ужасе или отвращении — именно этого он и добивается…

— И тьма — не отсутствие света, и свет — не отсутствие тьмы. Боги разных народов знают это и тщательно скрывают от людей. Человек, понявший это, может понять и бога. Есть простецы, которые не владеют волшебствами и не понимают ни света, ни тьмы, а просто верят в то, что проще. Есть маги, которые выбрали свет, и есть колдуны, выбравшие тьму. Те и другие владеют древними силами, но не понимают, зачем. Наконец, есть боги, которые и сильны, и понимают и тьму, и свет — но в результате обретают такую мощь, что мир и люди становятся им неинтересны. У тебя нет владения древними силами, ты не можешь стать колдуном или магом, но ты должен научиться понимать и тьму, и свет. Таких совсем мало в мире…

— И ни на один вопрос, ни на один — ты не сможешь получить точный ответ, и только сумев постичь, вместить в себя и тьму, и свет, ты научишься находить ответы сам, они будут рождаться в тебе, как родилась картина в том ящике…

— И тогда ты сможешь судить богов…

В тот день, когда закованный в цепи, в рабском рубище, босой, царевич Аркан закончил свой путь к престолу в ставке Муртаза на вершине горы Харейя — дрогнула земля вокруг Тёплого озера, и город Киш вместе с громадным куском скалистого берега медленно пополз и ушёл во внезапно потемневшую бездну. Говорили, ещё много лет из-под воды слышались крики…

Акболат несколько дней был слаб и не узнавал людей. Скифы увезли его подальше от лагеря Муртаза и скрывали в предгорьях — просто на всякий случай. Когда Акболат очнулся, ему показалось сначала, что он смотрит на картину с ледяным дворцом и искривлённым деревом.

Только спустя несколько месяцев он узнал о катастрофе.

Точно так же он чувствовал себя тогда, давно, когда узнал о смерти Артобана и о своей новой роли в этой жизни; но тогда он сам был неподалёку и, в общем, всё знал наперёд.

И так же тайком вывезли его из дворца доверенные люди, и год он жил среди кочевников Сугуды, переходя из стойбища в стойбище. Теперь он был царевич в изгнании; тайные царские знаки были на его теле. Но от Сугуды ему следовало держаться как можно дальше. Потому путь его лёг через Дамаск, Сидон, Карфаген, Афины, Кипр, Армению… Потом уже была тайная служба у царя Муртаза и новые странствия и скитания — пока он не осел и не остепенился в далёком северном Тикре, одной из трёх столиц Станового царства.

Здесь он нашёл покой и счастье.

Которые сейчас готовился потерять.

Она несла высокую плетёную корзину, уперев её в высокое бедро и легко обняв рукой; конь Акболата тихонько заржал, учуяв яблоки, она оглянулась — и потеряла равновесие. Акболат успел спрыгнуть и подхватить корзину уже у самой земли. Несколько яблок выпали и катились по доскам мостков…

Волосы цвета самых ранних цветов выбились из-под вышитой головной повязки. Он не знал, как цветы называются — те, что первыми появляются из-под снега. Он слишком недавно жил тут.

Но — эти волосы, и разрез спокойных серых глаз, и случайное прикосновение пальцев…

Она была дочерью судьи, прекрасной партией для богатого заморского царевича, пусть и в изгнании. Но он не знал тогда, что она была дочерью судьи. Он ничего не знал.

Просто — эти спокойные серые глаза и эти пальцы…

И ещё запах тёплых яблок из корзины.

Потом она говорила, что сама выбрала его.