Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут мое внимание внизу слева от нас привлек корабль, стоявший на якоре на спокойной глади вод, а рядом — другой.
Анганы перенесли нас к одному из них. Когда мы приблизились к кораблю, я заметил, что очертания его корпуса мало отличаются от земного. Нос высоко поднят, передняя часть остра и изогнута, как турецкая сабля, корпус длинен да узок. По конструкции он напоминал быстроходный корабль. Но что приводило его в движение? На нем не было видно ни парусов, ни пароходных труб. На корме находились две продолговатые рубки, одна над другой. Над верхней возвышалась овальная башня с небольшим «аистиным гнездом» наверху. В башне да в рубках были двери и окна. Когда мы подлетели еще ближе, я разглядел на палубе несколько открытых люков и людей на мостиках, окружавших башню и верхнюю рубку. Все они наблюдали за нашим приближением с большим интересом.
Как только веселою стайкой мы опустились на палубу, нас окружила галдящая толпа. Человек, который, насколько я понял, был офицером, приказал снять с нас веревки. Пока эта команда выполнялась, он расспросил анганов, доставивших нас на корабль. Сделав отчет, анганы снова запели — видно, им было скомандовано «вольно».
Люди вокруг нас цветом кожи и телосложением были похожи на вепайян, но с более грубыми чертами лица. Если ночью на улице встретишь пару таких красавцев, утром на работу уже можешь не ходить: работу заменит квитанция из морга, потому что, столкнувшись с такой красотой, помираешь сразу. По одному глазу у них было выклевано и по половине лица недоставало — обгорела, что ли? И вообще скажу так: немногие из них могли похвастаться приятной наружностью. Среди них я впервые на Амторе увидел людей с признаками старости и болезней.
Когда нас развязали, офицер приказал идти за ним, предварительно объяснив четырем парням с изуверскими физиономиями, как нас охранять. И особенно меня, человека — как ему сообщили, рассекретив мою «пехоту», — из какой-то морской страны, стало быть, обученого узлы развязывать. Затем он провел нас вверх по корме к башне над рубками. Там он приказал остаться, а сам отправился внутрь.
Охранники разглядывали нас с мрачной неприязнью.
— Эй, вепайяне! — с презрением крикнул один из них. — Ну, герои. Мощностью интеллекта, да, берете? А попались. Думаете, вы лучше простых людей? Скоро поймете, что в свободной Торе это не так. Там все равны. Не вижу никакого смысла везти туда таких, как вы. Будь моя воля, я угостил бы вас огоньком, — и он похлопал по кобуре, висевшей у него на поясе.
По форме оружие было похоже на пистолет. Я подумал, что это и есть то необычное огнестрельное оружие, испускающее смертоносные лучи, о котором мне рассказывал Камлот. Я собрался уже попросить дегенеративных охранников показать мне его в обмен на ириску, но тут из башни вышел надменный офицер и приказал охране провести нас внутрь.
Препроводили в комнату, в которой сидел мрачный человек с неприятной наружностью и свинцовым хохлом очень нервных, от любой ерунды воздымавшихся волос… что-то вроде щетки или ощипанных перьев. Непонятно. Белых, черных и красных перьев полосками не было, значит, не птица. Сидел в чем-то похожем на заклепанный бронежилет и документацию вел. Человек, выходило. Раз в капитанской рубке — капитан. Но вот руки… А главное, зоб! У него был прозрачный зоб, который надувался, когда тот сердился. А рассердился он в первый раз, когда я вылупился, увидев гранитную голову на подставке. Ничего себе голова, стоит у двери в каюту, с футбольный мяч на палке. Сходства с капитаном нет, значит, не папа, можно облокотиться…
Он окинул нас оценивающим взором. Потом поглядел на бюст. Потом снова на нас. Ба! У него были совершенно нечеловеческие, красноватого отлива глазки-пуговки, и этот «оценивающий взор» стоимостью девять центов… так глядит на тебя цапля, не умея сказать, что ты сел на ее червяка, а ей время обедать.
На лице его, не обремененном ни исключительным разумом, ни даже самым средним, появилась презрительная гримаса, за которой люди низкого образа пытаются скрыть от представителей высшего с чистой и ясной кармой вроде нашей с Камлотом комплекс своей неполноценности, выдавая себя с головой. Я понял, что вот с этим мы не поладим.
— Клуганфал! — прошипел он и уставился на меня круглыми золотыми гвоздиками. Потом носом тук, еще раз — тук… и замер над какою-то жеваной бумаженцией, на которой свои заключения выводил тростниковою палочкой. — Не сметь облокачиваться о товарища Тора.
— Да бога ради. Клуганфал. Новое слово, — обрадовался я, цокнув языком. — Или он нам представился?
— «Ганфал» — преступник, — перевел мне Камлот и по-доброму улыбнулся птице, руки сложив на груди. — Только не думаю, что он представлялся.
— Правда? Значит, констатировал. Вот молодец. Надо же! — удивился я. — Такой самокритичный. Выкрал из реальной жизни двух свободных людей с их правами и их проблемами, волоком перетащил за море — и начинает бить себя в грудь, задним числом называя преступником!
Этот мерзавец в бронежилетке внимательно выслушал все и заметил охране:
— Еще два угнетателя трудового народа выпендриваются. Обратите внимание, как они тонко действуют. Будто бы все понимают. Свободные люди, их права и проблемы, ва-вва… — усмехнулся он, носом тукнул и как забурчал каким-то воздушным выростом на своей шее: — Покомандовали — и хватит! Теперь мы хозяева. Вы поймете и почувствуете это еще до прибытия в Тору. Среди вас есть врач?
— Среди нас много чего есть, — гордо ответил я.
Насколько я понял, этот человек все же был не птицей, а капитаном корабля. Он пристально разглядывал меня, причем смотрел только вперед, словно вбок не умел; если было нужно увидеть что-нибудь на стороне — поворачивал голову. Забурчал:
— Ты не вепайянин. Так кто ты? Ва… ва-вва…
— Морская пехота, говорил уже.
— Я никогда не встречал желтых волос и таких глаз, — отметил он после долгой заминки. Ситуация была смешной. Что такое «морская пехота» — не понял, но не желал выказывать неосведомленности. И снова вакнул. Потому как капитан.
— Полагаю, ты много чего не встречал, — я скромно поддержал разговор. — На сегодняшний день, запиши, я тоже вепайянин. Исходя из тех соображений, что Вепайя — единственная страна, в которой мне довелось побывать.
— Что значит «на сегодняшний день»? — он выкруглил желтый гвоздик в глазу и застыл, силясь понять что-то явно для своих возможностей непознаваемое. — Спрашиваю,