— В шлюхи, — прорычал он. — И ты хочешь сказать, что я дал тебе эти навыки?

Она наконец повернулась на табурете и посмотрела ему прямо в глаза:

— Да, ты меня научил.

Вскочив на ноги, Тирлох отбросил в сторону скомканную записку в сторону и размашисто подошел к ней.

— Я говорил тебе, что не собираюсь делать из тебя шлюху.

— Да, говорил, но, как правило, ты говоришь одно, а делаешь совсем другое.

— Что ты несешь? Только сумасшедший мог подумать, будто я готовлю тебя в проститутки! Я ни когда не говорил и не делал ничего подобного.

Он стоял, угрожающе нависнув над Плезанс, и это ей в конце концов надоело. Она вскочила на табуретку.

— Позволь не согласиться. Каждое твое действие доказывало, что ты считаешь меня ненамного лучше дешевой уличной девки.

Тирлох ошарашено замолчал. Судя по ее неподдельной ярости, она говорила совершенно искренне. Плезанс абсолютно неправильно истолковывала его действия, но как ей это объяснить, черт возьми?

— В темноте ночи, когда никто не слышит, ты разливаешься соловьем, говоришь нежные речи, — продолжала Плезанс, — но когда наступает рассвет, я становлюсь для тебя просто предметом — таким же тупым, как ночной горшок. Ты не оказываешь мне даже самых мелких знаков внимания.

— Обида подступала к самому горлу и грозила вылиться в слезы. Она соскочила с табуретки, собираясь уйти к себе в комнату и там дать волю слезам.

— Возможно, я поступила глупо, поддавшись искушению страсти, но у меня еще осталась капля гордости, и я не позволю тебе обращаться со мной как с какой-нибудь портовой шлюхой!

Она вскрикнула от досады, когда он схватил ее за руку, не дав убежать, и развернул к себе. Она нагнула голову, пряча глаза, но Тирлох взял ее за подбородок и ласково, но твердо приподнял ее лицо. По щекам Плезанс бежали слезы, но он и так знал, что сильно ее обидел. Это читалось в ее блестящих глазах. Он был тронут до глубины души, хоть и не понимал, что с ним происходит. Он не хотел ей сочувствовать. Здравый смысл призывал его отступить, и как можно скорее. Пусть она, вооружившись обидой и гневом, выстроит между ними высокую крепостную стену. Но Тирлох не мог ей этого позволить.

— Ты хочешь, чтобы я поклялся тебе в любви и пообещал жениться? — прорычал он, слегка тряхнув ее за плечи.

Она с трудом сдержалась, чтобы не ударить его.

— Нет, я этого не хочу. Ты прекрасно знаешь, что у меня никогда не было такой цели. Но я прошу, чтобы ты относился ко мне с уважением.

— Я и так отношусь к тебе с уважением.

— Нет. Ночью ты ласковый огонь, а днем — холодная ледышка. Ты говоришь, что я твоя любовница, а не шлюха, но не подкрепляешь свои слова действиями, когда всходит солнце.

— Так вот почему ты сбежала? Потому что я не лащусь к тебе как какой-нибудь влюбленный олух? Да, ты моя любовница, но и моя служанка.

— Я хоть раз увиливала от своих обязанностей? Хоть раздавала понять, что, позволяя тебе пользоваться моим телом, жду от тебя послабления в работе? Вы слышали от меня хотя бы намек на то, что наши ночные отношения должны как-то повлиять на мой дневной труд? Нет, ничего этого не было! — Тыльной стороной ладони она отерла слезы. — Но ты думал, что я начну качать права, верно? Твои подозрения были беспочвенны, однако ты с самого начала показал бедной дурочке ее место — дал ей понять, где кончается роль любовницы и начинается роль служанки. Если ты хотел четко разграничить эти две ипостаси, то тебе это не удалось. В результате получилось, что роль любовницы мало чем отличается от обязанностей служанки. — Плезанс покачала головой, расстроенная его слепотой. — Своими поступками ты превратил слово «любовница» в смягченный вариант слова «шлюха». Ты замарал сам акт любви. Каждое утро с рассветом ты вышвыривал меня из постели, как отбрасывают в августе ненужное одеяло. Однако в отличие от шлюхи я ничего не получила в обмен на отданное тебе тепло. — Она вырвалась из его цепких пальцев. — Все, с меня хватит! Разумеется, я должна отработать долг, и поэтому остаюсь, но только в качестве служанки. Я не собираюсь отлынивать от своих обязанностей, но они заканчиваются у порога твоей спальни, Тирлох. Если тебе нужна шлюха, поищи ее где-нибудь в другом месте.

Плезанс хотела уйти, но он опять схватил ее за руку и притянул в свои объятия. Она дернулась и тихо выругалась, но он держал крепко. Отшвырнув ногой табурет, он бросил ее на медвежью шкуру, лежавшую перед камином, и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, прижал к полу своим крепким телом. Их взгляды скрестились.

Он внимательно выслушал всю ее гневную речь и без труда понял, почему она на него обиделась. Однако она упорно называла их любовную близость обязанностью, и это его разозлило. Зажав в ладонях ее мечущуюся голову, он приник губами к ее губам и ощутил прилив победной радости, когда она обмякла под напором его страсти.

— Неужели это похоже на обязанность? — спросил Тирлох, прервав долгий глубокий поцелуй и пристально взглянув на Плезанс.

Он увидел в ее глазах плохо скрываемое желание, и это его успокоило.

— На сей раз ты меня не сломишь, Тирлох, и не надо меня целовать!

Она наконец перестала вырываться из его сильных рук: это было бесполезно и очень утомительно.

— А что, мои поцелуи способны сломить тебя, Плезанс? — Он только усмехнулся, когда она яростно попыталась сбросить его с себя. — Так, значит, это обязанность привела тебя в мою постель?

Он обхватил рукой ее грудь и почувствовал, как затвердел сосок в его ладони.

— Ты хочешь совсем лишить меня гордости?

— Разве я прошу, чтобы ты жертвовала своей гордостью?

- Нет, ты крадешь ее у меня — раз за разом, и скоро от нее ничего не останется.

— Ты неправильно истолковываешь все мои действия.

Тирлох почувствовал, как она под ним расслабилась. «Она глубоко ошибается на мой счет, но как же мне ее разубедить?» — подумал он в легком отчаянии и начал медленно развязывать шнуровку на лифе ее платья.

— Мотивы твоих действий мне совершенно ясны, — пробормотала Плезанс.

— Тогда послушай, что я тебе скажу. Я просто пытался разграничить две стороны нашей жизни — они не имеют друг с другом ничего общего. Ты обязана отработать в моем доме служанкой. Я не могу это изменить, да и не хочу. Те отношения, которые между нами возникли — я имею в виду отношения мужчины и женщины, — никак не связаны с твоей работой, и не надо мешать все в одну кучу. Своим поведением я хотел дать тебе это понять.

Он продолжал ее раздевать, а она даже не пыталась его остановить.

Он впервые говорил с такой откровенностью, и она не хотела его прерывать. К тому же, как ни горько ей было это сознавать, она тоже желала заняться с ним любовью — чтобы забыть ужас от нападения Тейтов и хотя бы на время успокоиться.