– Аскольд, а Черный Человек – он один или с ним еще кто-то живет?

– Аскольд не знай. Аскольд Черный Человек два раз смотри. Очень далеко. Черный Человек без никого. Один.

– И какой он?

– Высокий. Черный. Винтовка на спина. Лицо кутай.

Ну, коли с винтовкой, стало быть, не посланец Люцифера. Наш, земной. Это и по электрическим приспособлениям определялось. А земные – они не бессмертны, против них какое-никакое средство найдется.

Впереди громоздились сопки – совсем как на кинопленке, снятой геологами Ферсмана. В тот год еще не хозяйничал в Ловозерье Черный Человек, не упоминал Ферсман ни о каких преградах. Но где-то ведь здесь и приключился приступ так называемой арктической истерии, после которого плюгавенький на вид человечишка явил такое, что и в новеллах Герберта Уэллса не вычитаешь. Воистину князь тьмы озорует…

Не успел помянуть лукавого, как необъятное пространство над озером огласил громовой рык. Несмотря на то что он однозначно принадлежал представителю фауны, прозвучало в нем что-то мефистофельское. Аскольд остановился, сорвал с плеча берданку, задрожал, как студень.

– Кто это? – спросил Вадим. – Черный Человек?

– Нет… Черный Человек на две ноги ходи. Мясо и кости. А это Тала рычи…

– Тала? Кто таков?

– Косолапый. Два года назад первый раз приходи. Два саами грызи… голова отрывай, требуха шамай… Это лето нет его, все думай: ушел Тала. И вот опять…

Рык повторился, да с такой мощью, что эхо заметалось в ложбине. Вадиму тоже стало не по себе, но он решил не пасовать, с показным бесстрастием сплюнул на лед.

– Да ладно тебе! Подумаешь, медведь… Шатун, берлогу осенью не нашел, вот и р-рыщет, нападает на всякого, кто попадется.

– Аскольд прошлый год гляди: такая зверюга, что обычный медведь одна лапа убей. Не бывай такая в наши края. Нойд говори: это Тала, слуга Аццы. Знай Аццы?

– Не знай. Небось, какая-нибудь Баба-яга из ваших сказочек. Устал я уже от них… Пошли дальше.

– Аскольд дальше не ходи. Аскольд назад вертай.

– Как это «вертай»? А уговор? Я же тебе заплатил!

– Аскольд уговор выполняй. Аскольд тебя к Черный Человек проводи. Вон там он. – Лопарь указал прикладом берданки на прибрежные сопки. – Если жизнь не жалей, сам туда ходи. Аскольд не ходи.

И как Вадим ни настаивал, бравый саамский Орион не сдвинулся ни на пядь. Встал посреди озера и заладил, как попугай, что условия контракта исполнены на сто процентов и совесть свою он считает незамаранной. Вадим поуговаривал-поуговаривал, да и отступился. Лешак с ним, пусть «вертает». Найти обратный путь через Сейд – задачка немудрящая.

– Не хочешь, не надо. Только смотри, не проболтайся никому в стойбище. Я к утру буду… – помедлил, досказал то, что досказывать не хотелось: – Если жив останусь.

Вадим понятия не имел, как будут развиваться события. Он ставил своей первоочередной целью найти укрывище Черного Человека. Почти нашел. Определить бы точные координаты, и можно смело ставить в известность Александра Васильевича. О том, чтобы воевать в одиночку, речи нет, сегодняшняя миссия носит исключительно разведывательный характер. Если вдуматься, оно и хорошо, что Аскольд уберется. Вадимово ухо, ловившее мало-мальский звучок, страдало от избытка шумов. А вдруг и Черный Человек так же чуток? Действовать надо тихой сапой, и, следовательно, чем больше народу – тем хуже.

– Иди-иди, не задерживайся!

Но Аскольд, хоть и бурчал только что про незамаранную совесть, уходить не решался. Неловко ему было бросать руши (так лопари прозвали русских) на произвол там, где с одного боку – порождение зла в медвежьем облике, а с другого – в человечьем. Вот и торчал, как пень, нескладно перебирал берданку. Вадим оглянулся раз, другой и полегоньку-полегоньку зашагал на лыжах к берегу.

Прошагал всего ничего, и слух задело еле уловимое «щелк!» Донеслось оно спереди, из-под стеснившихся сопок. Инстинкт самосохранения бросил Вадима плашмя на лед. Слетевшие с ног лыжи разъехались, одна плюхнула в прорубь, но кто бы думал о таких пустяках, когда на берегу озлобленно застрочил пулемет и над головой зажужжали пули!

Позади ойкнул Аскольд. Вадим до рези в позвонках вывернул шею и стал свидетелем того, как завшивленный печок лопаря продырявили жала смертельных метеоров. Ноги Аскольда подогнулись, он пал на колени, заскреб берданкой, как костылем, а затем уткнулся носом в лед. Вадим потянулся к «нагану», чтобы открыть ответный огонь по пулеметчику, но передумал. Тот пускал очередь за очередью из расщелины в сопке. В таком укрытии револьверным выстрелом его не достанешь, вероятнее всего, сам попадешь на мушку. И неизвестно еще, не скрываются ли поблизости пособники Черного Человека, столь же основательно вооруженные. То, что его никто не видел в обществе, ни о чем не говорит.

Стрельба прекратилась. Вадим выжидал до тех пор, пока тело не прохватило холодом насквозь. Боясь примерзнуть ко льду, пошевелился, отполз назад. На берегу никто не среагировал – видно, стрелок уверил себя, что наступавшие полегли до единого. Лишь бы не пошел проверять до утра!

Повезло, что набежала хмарь, скрыла луну. Стало темно, как в запертом склепе. Тот, кто не обладал даром Вадима, не рискнул бы шляться по льду, дырчатому, как швейцарский сыр.

Вадим по-пластунски, сначала тихонько, потом все шибче, стал уползать от коварной береговины. Возле простертого Аскольда задержался, убедился, что лопарь мертв. Тронуть не тронул. Да, бросать безвинно павшего – дурной поступок, но так вернее обмануть Черного Человека. Тот, как займется заря, непременно пойдет посмотреть, с кем сражался ночью. Наткнется на труп, порадуется своей меткости. Авось подумает, что второй ему просто привиделся. Не обессудь, Аскольд, побудешь прикрытием…

Вадим полз и полз, ладони проскальзывали, локти ныли. Но встать себе позволил лишь тогда, когда отдалился от засады на расстояние, превышающее дальность полета пули. Встал и побежал. Ноги разъезжались, как у коровы, падал, вставал, опять падал… А Полярная звезда, проглянувшая из-за туч, насмешливо светила ему в спину.

Пулеметный перестук пролетел над сонной тундрой и донесся до Ловозера, где временно квартировал отряд Барченко. Все пробудились, повскакивали, выбежали из веж, передергивая затворы винтовок. Выразительнее всех смотрелся Макар Чубатюк – в распахнутом бушлате и с двумя револьверами в татуированных руках. Александр Васильевич вышел в первых рядах, застегивая кургузое пальтишко, которое носил вместо шинели.

– Внемлите! – повелел он тоном библейского пророка, прекращая царившую кругом шумиху. – Откуда сей благовест?

– Оттуда, – показал сметливый Аристидис. – Сейд.

Разбороздив столпившихся, к Барченко подбежала всклокоченная Адель с «манлихером» на изготовку.

– Потешно! Там Вадим, а вы тут… груши околачиваете! – Она в запале вставила неприличное слово.