Когда пламя достигло кордита и аммонала, раздался ужасный, раскатистый грохот. Взорвались тысячи патронов, словно одновременно стреляло множество пулеметов. Гром снарядов поднял густые столбы пыли и дыма.

Турки, обходившие нас с фланга, решили, что мы располагаем большими силами. Они замедлили свое продвижение, встали под прикрытием и начали осторожно оцеплять наши позиции, производя рекогносцировки, в то время как мы стремительно удалялись в убежище, скрытое между кряжами гор.

Казалось, дело окончилось счастливо. Мы радовались, что ускользнули, не понеся больших потерь, чем мой верблюд и багаж. Но провианта в Рамме было достаточно, а Заал полагал, что, может быть, наше имущество находится у арабов, ожидающих нас впереди. Действительно, мы нашли его. Мои люди, нагруженные добычей, увели с собой всех наших верблюдов. Мы сняли с их седел награбленное добро, приготовляясь сесть в седла. Я спросил, ранен ли кто-нибудь. Чей-то голос сказал, что сын Шимта, очень смелый мальчик, был убит при первом натиске на поезд. Произведенный без всяких инструкций первый натиск являлся ошибкой, так как наши орудия наверняка могли бы все закончить сами. Поэтому я не чувствовал себя виноватым в его смерти.

Три человека получили легкие раны. Один из рабов Фейсала пожаловался, что Салем пропал. Мы созвали всех вместе и опросили их. Наконец, один из арабов сказал, что видел, как тот лежал раненый возле паровоза.

Я вызвал добровольцев вернуться, чтобы отыскать Салема. После минутного колебания согласился Заал, а за ним двенадцать человек из клана новесеры.

Мы пустились быстрой рысью через равнину к железнодорожному пути. Когда мы взобрались на предпоследний кряж, то увидали, что место крушения поезда кишело турками. Их было не менее полутораста человек. Наша попытка напасть на них была бы безнадежной. Салем, вероятно, был уже убит, ибо турки не брали арабов в плен. Они убивали их самым ужасным образом, и мы из сострадания приканчивали наших тяжелораненых, которых нам приходилось покидать беспомощными.

Отказавшись от мысли найти Салема, мы уныло приготовились двинуться в обратный путь. Было уже поздно. Мы устали, а наши девяносто пленных уж успели выпить всю нашу воду. Нам следовало пополнить ее запас из старого колодца в Мудавваре этой же ночью, чтобы перенести долгий путь до Рамма.

Так как колодец находился возле самой станции, было весьма желательно, чтобы мы подобрались к нему незаметно для турок. Иначе турки разгадали бы наше присутствие и захватили бы нас беззащитными. Мы разбились на маленькие отряды и, превозмогая усталость, двинулись на север.

Победа всегда расстраивала ряды арабов. Мы сейчас уж больше не являлись отрядом, способным на быстрый набег, а медленно бредущим караваном, перегруженным до отказа различным домашним скарбом, достаточным, чтобы обогатить любое арабское племя на многие годы.

Вдруг я заметил одного из вольноотпущенников Фейсала — Фергана, подъезжавшего к нам. К моему удивлению, позади него, на крупе, привязанный ремнями висел в бессознательном состоянии и залитый кровью пропавший Салем.

Я рысью подъехал к Фергану и спросил, где он нашел Салема. Он рассказал, что, когда мортира Стокса выпустила первый снаряд, Салем пробегал мимо паровоза, и один из турок выстрелил ему в спину. Пуля прошла возле позвоночника. Рана не была смертельна. После того, как поезд был захвачен, люди хавейтат ограбили Салема, захватив плащ, кинжал, винтовку и головную повязку. Другой из вольноотпущенников, Миджбил, нашел его, взвалил на верблюда и, не сказав нам, повез домой. Ферган, перехватив его в пути, отнял у него Салема.

Когда Салем позднее оправился, он навсегда затаил против меня вражду за то, что я покинул его раненым.

Через три часа мы добрались до колодца и без всяких злоключений запаслись водой. Боясь погони, мы затем отошли на десять миль. Там мы расположились и уснули.

Утром я со «Стоксом» и «Льюисом» уехал вперед. Мы пересекали одну за другой огромные глинистые равнины, пока как раз перед заходом солнца не добрались до начала Вади-Рамма.

Эта новая дорога являлась важной для наших бронированных автомобилей, ибо, будучи твердой на всем своем расстоянии, она дала бы им возможность легко добраться до Мудаввары. Мы могли бы в таком случае останавливать движение поездов, когда нам заблагорассудится.

Размышляя таким образом, мы свернули в Рамм, великолепный в красках солнечного заката. Утесы казались красными, как облака заката.

Мы вновь почувствовали, что наши страсти утихают от невозмутимой красоты Рамма.

Двумя днями позднее мы прибыли в Акабу. Мы гордо вступили в город, нагруженные драгоценностями, похваляясь, что поезда турок находятся в нашей власти.

Октябрь 1917 г. являлся для нас месяцем надежд, ибо мы узнали, что Алленби с генералами Балсом и Доунеем замышляют нападение на линию Газа — Биршеба.

Газа была укреплена на европейский образец. Одна линия обороны следовала за другой. Она настолько очевидно являлась сильнейшим пунктом неприятеля, что британское высшее командование уже дважды избирало ее для лобовой атаки.[40]

Алленби, лишь недавно покинув Францию, настаивал, что всякий дальнейший штурм Газы должен производиться подавляющими силами людей и орудий. Огромное количество транспорта всех видов должно будет обеспечить атаку.

Генерал Доуней стремился уничтожить мощь противника с наименьшими хлопотами. Он советовал напасть на дальний конец турецкого фронта, вблизи Беэр-Шевы. Чтобы победа досталась дешево, он хотел иметь главные силы врага позади Газы, а это могло быть наилучше достигнуто, если бы англичане скрыли концентрацию своих войск от турок и если бы те считали фланговую атаку лишь ложным нападением.

Мы, находясь на арабском фронте, отлично знали врага. Наши арабские офицеры прежде были турецкими офицерами и лично знали всех вождей противной стороны. Связь между нами и ими являлась повсеместной, так как гражданское население вражеской территории было всецело на нашей стороне без всякой платы или уговоров. Следовательно, наша разведочная служба являлась самой обширной и осведомленной, какую себе лишь можно вообразить.

Мы знали лучше, чем Алленби, лукавство врага и величину британских ресурсов. Мы расценивали очень низко разрушительное действие огромной артиллерии Алленби и сложную громоздкость его пехоты и кавалерии, передвигавшихся медленно, словно ревматический больной. Мы лишь надеялись, что на долю Алленби выпадет месяц хорошей погоды, и считали, что в таком случае он возьмет не только Иерусалим, но также и Хайфу, разметав и уничтожив турок в горах.

Тут пришел бы наш черед, и нам следовало быть готовыми к этой минуте в таком пункте, где меньше всего бы ждали нашего натиска, благодаря чему мы могли нанести наибольший ущерб врагу.

По моему мнению, центром притяжения являлась Деръа — узел, где сходятся железные дороги Иерусалим — Хайфа и Дамаск — Медина, центр турецких армий в Сирии, общий пункт всех их фронтов и, случайно, район, в котором сосредоточены огромные, еще нетронутые резервы арабских бойцов, обученных и вооруженных Фейсалом.