– Да, но позволять им встречаться или нет? Мисс Колеман спросила меня, нельзя ли ей совершить прогулку вместе с Вайнером?

– Я бы не разрешал. А ты как думаешь?

Конрад продолжал мерить комнату шагами.

– Все это не так просто, – сказал он медленно. – Мы не можем терять из виду главную цель. Мы хотим убедить девушку дать показания против Маурера. Если мы позволим ей разговаривать с Вайнером, есть шанс, что она заговорит о себе. Вполне возможно, что он даже может заговорить с ней о Маурере. Она обязательно захочет узнать, почему именно ему поручили убить ее. Чтобы оправдать себя в ее глазах, он может рискнуть доверить ей какой-нибудь секрет организации. А это может привести к неожиданному результату. До сих пор она не верит ни единому моему слову. Она воображает, что я заинтересован лишь в том, чтобы заставить ее дать показания, и что я намеренно расписываю разные ужасы, чтобы повлиять на нее. Если же что-то дойдет до нее от Вайнера, может быть, тогда она поймет, в чем заключается ее дело. Я не знаю. Это весьма спорно, но я склоняюсь к тому, чтобы позволить им встречаться и разговаривать.

– Да, в этом что-то есть. Но предположим, она станет еще упрямее? Он может ее убедить и дальше хранить молчание. Ты подумал об этом?

– Тогда она не выполнит своей задачи. Но, по крайней мере, она услышит от него самого то, что знает. Я ей уже рассказывал, что он согласился выполнить приказ убить ее.

– Ну, хорошо. Нам все равно нужно что-то предпринимать. Мы не можем ее больше задерживать. Позволь им встречаться. Но чтобы они были под постоянным наблюдением. Ни в коем случае нельзя им позволить удаляться вместе. Охрана должна быть на таком расстоянии, которое бы не позволяло слышать, о чем они говорят, но видеть их они должны постоянно.

– Хорошо, – сказал Конрад. – Ну, я думаю, что это все. Я лучше вернусь назад.

– Есть еще один вопрос, который нам следует решить, – сказал Форест. – Почему эта девушка, если она действительно видела Маурера, не признается в этом? Вот это нужно выяснить, Пол.

– Причина очевидна: она боится Маурера.

Форест покачал головой.

– Сомневаюсь. Девушка такого типа может знать о Маурере только то, что прочла в газетах. Конечно, его репутация чертовски плоха, но люди, которые узнают о репутации из газет, обычно не бывают по-настоящему убеждены, что он действительно так опасен, как их пытаются уверить газеты. Есть что-то более важное, чем страх, что заставляет ее молчать. Тебе не приходило в голову, что у нее могли быть собственные грешки и что она боится, как бы адвокаты Маурера не напомнили о них на суде?

– Не слишком ли искусственный аргумент? – резко спросил Конрад.

Форест осторожно стряхнул пепел с сигареты.

– Может быть, и так, но мы ничего не знаем о ней. Что-то должно быть. Может быть, она убежала из дома, или, может быть, у нее есть муж, который ее разыскивает. Если она даст показания против Маурера, ее фотографии появятся на первых страницах всех газет страны. Возможно, она хочет избежать такой рекламы по личным мотивам и только поэтому молчит. Я думаю, что стоит покопаться в ее биографии.

– Да, возможно, это следует сделать, – вяло согласился Конрад.

Форест был теперь почти уверен, что девушка произвела большое впечатление на Конрада, и это открытие сильно удивило его. «Как Конрад мог влюбиться в нее?» – спрашивал он себя.

– Хорошо, значит, копнем немного, – констатировал он. – Займешься этим сам или предпочитаешь оставаться в домике?

Конрад не колебался.

– Останусь в домике. Самое важное – обеспечить ее безопасность. Ответственность лежит на мне, и я должен быть там. Я пошлю Ван Роша. Он сможет сделать это здесь.

Теперь у Фореста уже не осталось никаких сомнений в том, что Конрад влюбился в Фрэнсис Колеман. Он положил руки на стол и строго посмотрел в лицо Конраду.

– Что ты думаешь об этой девушке, Пол? Я имею в виду как мужчина?

Конрад посмотрел на Фореста.

– При чем тут это? Какое имеет значение то, что я о ней думаю?

Смущенный прямым взглядом Конрада, Форест пожал своими мощными плечами.

– Да, ты совершенно прав. – Он погасил сигарету. – Мне не следовало спрашивать об этом. Ладно, вернемся к работе. Дашь мне знать, как будут развиваться события.

– Слушаюсь, – ответил Конрад и направился к двери.

Когда он вышел, Форест мрачно уставился на бумаги на своем столе. Некоторое время он думал. Затем вдруг хмыкнул и решительно потянулся к пачке бумаг, ждущих его внимания.

Сержант О'Брайен сидел у кровати сына и смотрел на него. Его обычно гранитоподобное лицо было более мягким, что делало его моложе. В глазах был огонек, которого никогда не видели его коллеги или его клиенты.

– Пора спать, малыш, – сказал он, – иначе нам нагорит, когда твоя мать вернется домой.

Его сынишка, конопатый мальчишка лет семи, широко и открыто улыбнулся отцу.

– А ты мне расскажешь, как ты схватил маленького Цезаря? – с надеждой поинтересовался он. – Это недолго, а маме мы не скажем.

О'Брайен сделал вид, что шокирован. Сын был самым дорогим для него в жизни. Мгновение он колебался между желанием рассказать старую историю еще раз, но было уже девять часов, а он пообещал жене, что ребенок будет в постели и спать в восемь часов.

– Нельзя, сын, – сказал он серьезно, – не будем торговаться. Ты сказал, что будешь удовлетворен, если я расскажу тебе о Мингле. Уже поздно. Я расскажу о маленьком Цезаре в следующий раз, когда будет время.

– Точно? – серьезно спросил сын.

– Да. А теперь спать. Если что-нибудь захочешь, позвонишь. Но напрасно не звони.

– О'кей, папа, – сказал сын, смирясь с неизбежным. Он уже знал, что спорить с отцом бесполезно. – До утра.

– Благослови тебя Бог, сын.

– Благослови Бог, папа.

О'Брайен выключил свет и спустился вниз по лестнице в холл. Жена с матерью ушли в кино и вернутся только через час. В маленьком доме было тихо. «Вымыть посуду, оставшуюся после ужина, или досмотреть матч по боксу?» – подумал он. После непродолжительной борьбы с совестью победил бокс.

Он открыл дверь в гостиную и нахмурился. Не забыл ли он, уходя, погасить свет? Он всегда заботился об этом. Он остановился на пороге, но потом все-таки вошел в комнату и закрыл дверь. Едва он сделал три шага по направлению к телевизору, вдруг замер, почувствовав тревогу. Он считался человеком со стальными нервами, но, несмотря на всю его смелость, сердце его учащенно забилось, когда он увидел маленькую фигурку в черном, сидящую в кресле.

Фигурка была в тени, и сначала О'Брайену показалось, что это ребенок, но затем он заметил ноги в черных замшевых башмаках, которые на несколько дюймов не доставали до пола, и тощие голени со щиколотками. В них было что-то взрослое, и они не могли принадлежать ребенку. Он вздрогнул, будто встретил привидение. Волосы на затылке зашевелились. Ему удалось взять себя в руки, и он сделал пару шагов вперед.