Но я был слишком слаб, чтобы думать о Сивилле, магии, воле богов или чем-то еще кроме отдыха. Я продирался сквозь тростник, и дыхание у меня перехватывало от холода, а призраки не оставляли меня в покое, шепча о своих страданиях, и путано бормотали, вспоминая какие-то незначительные эпизоды из своей жизни, а вскоре все это сменилось простым шумом ветра в тростнике.

Лишь пройдя по суше уже значительное расстояние, я понял, что добрался до берега. Мне хотелось лечь, но я слишком замерз для этого. Я поплелся дальше, скрестив руки на обнаженной груди, — кисти так окоченели, что не сгибались, — и брел, пока наконец не услышал не шепот призраков, не ветер Лешэ, а утренний концерт самых обычных птиц. Небо над головой стало ярко-голубым, а солнце — замечательно теплым, как и песок, и камни у меня под ногами.

Вот так, греясь в солнечных лучах и сильно щурясь от яркого света, я вновь встретился с Неку и Тикой. Они прибежали по берегу, чтобы встретить меня, обе сжали меня в объятиях, и я уж испугался, что они собрались раздавить меня или разорвать на части, когда мы втроем исполняли сумасшедший дикий танец, крича, смеясь и плача одновременно. Я, Секенр Чародей, обнаружил, что полностью утратил способность облекать мысли в слова лишь от того, что кто-то с такой любовью и радостью приветствует меня, что мой приход впервые за долгое время был встречен криками радости, а не ужаса.

Несколько дней спустя, вечером, мы втроем сидели вокруг огня, поедая рыбу, выловленную нами с помощью остроги из тростникового стебля, и Тика спросила:

— Что ты теперь намерен делать, Секенр? Ты отправишься с нами и дальше?

Ее мать, как я заметил, пристально изучала меня. Но пыталась скрыть это. Встретившись со мной взглядом, она опустила глаза и сосредоточилась на еде, а потом, поперхнувшись, выплюнула рыбью кость, но мой ответ выслушала очень внимательно.

— Наверное, — сказал я. Я поежился, задрожал и придвинулся поближе к огню. Осенние дни были еще теплыми, но ночи становились все холоднее, и хотя я ни за что не сказал бы об этом вслух, главная моя проблема состояла в том, что моя туника осталась у Птадомира.

— Ты… живешь где-нибудь поблизости? — спросила Тика.

— Мой дом… Я не хочу возвращаться туда сейчас. Я и на самом деле из Города Тростников. Я там вырос.

— Но тогда ты в конце концов вернешься в свою страну?

Так мне впервые дали понять, что мы находимся вовсе не в Сатрапии Страны Тростников, а гораздо ближе к Дельте.

— Не сейчас. — В действительности я и сам не знал, что буду делать. Я играл в танал-мадт. Я брошу жребий и посмотрю, что мне выпадет.

Госпожа Неку, снова подавившись рыбьей костью, залезла рукой в рот, чтобы вытащить ее. Она моментально повернулась ко мне спиной, смущенная, как я полагал, столь грубым нарушением этикета Дельты. Справившись со своей задачей, она снова обернулась к нам, негромко рассмеялась и спросила:

— Великие волшебники всегда дают столь уклончивые ответы?

Я ответил ей очень незамысловато:

— Да, мы такие.

Я был уверен, что это заинтригует ее. Неку сочла, что я шучу, и поинтересовалась, лучше ли чародеи умеют смеяться, чем плакать. Она думала о том, как завладеть мной. Она видела во мне орудие, вещь, которую можно использовать.

Замешательство лишь на секунду отразилось на ее лице, на котором сразу же возникла маска, сквозь которую я ничего не мог разглядеть. Ее разум постоянно работал, напряженно работал, в особенности теперь, когда испуг, связанный с ее положением, уже прошел. Когда я избавил ее от Птадомира.

Интересно, догадывалась ли она, каково истинное положение вещей? О том, что я очень юный, лишь наполовину сформировавшийся чародей, у которого пока осталось еще очень много от обычного человека? А не заставляет ли это ее думать, что ей лучше избавиться от меня и найти кого-то еще? Или она думает, ах, а вот и тот, кого с успехом можно использовать, потому что у него недостаточно силы воли?

Моя реакция поразила меня самого. Мне хотелось остаться с ними. Меня влекло к Тике и даже к Неку, хотя я прекрасно понимал, что для нее я буду не более, чем кнутом в руке — я так истосковался по доброте и пониманию, что меня устраивало даже положение ручной собачонки. В конце концов любимую собаку не бьют и не ругают, а кормят, заботятся о ней, когда ей одиноко или когда она болеет, — а кто сделает это для Секенра?

Не сентиментальничай, Секенр. — Внутри меня встрепенулся отец. Его голос отчетливо звучал в моем разуме. — Отправляйся с ними и дальше, если тебе так хочется, но держи дистанцию. Храни свои тайны.

— Секенр? — Тика теребила меня за плечо. Я покачал головой. Отец молчал. Но он по-прежнему был рядом, по-прежнему слушал.

Я вернулся в реальный мир.

— Да?

Неку продолжала пристально разглядывать меня. Я понял, что среди нас есть человек, способный отбросить любые эмоции, переступить собственную добродетель ради высшей цели. Скорее всего, из нее получился бы гораздо лучший чародей, чем я.

Я быстро повернулся к Тике:

— А каковы сейчас ваши планы?

— Мы рассчитываем вернуться в столицу, — ответила она. — Там у нас есть друзья, которые нам помогут. Когда мы вернем свое состояние, мы все будем жить во дворце. Мне кажется, тебе это понравится.

— И мне так кажется, — ответил я. И на самом деле, часть меня не хотела возвращаться в отцовский дом. Там отец был сильнее всего. Пока его дух обитает в этом жилище, я не могу считать его своим. Уж больно много в нем воспоминаний и призраков. Значит, ты, Секенр, так и остался ребенком, полностью подчиненным воле Ваштэма. Так? Ваштэм по-прежнему присутствовал в моем сознании, но кто был там хозяином? Я не знал. Просто невозможно поверить, с какой легкостью я позабыл о своей прежней жизни. Небольшая прогулка вниз по реке — и все мои страхи остались в прошлом, на меня больше не давил тяжкий груз магии, а отцовское наследие было попросту отброшено в сторону, как старая ненужная тряпка. Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Единственное, чего я по-настоящему боялся — это потерять удачу, потому что попросту не мог во все это поверить!

Но вернуться в дом я не мог, пока не мог, даже на несколько минут, чтобы забрать теплые вещи. Вернуться туда означало вернуться к тому, кем я был.

Нет, это мой танал-мадт, и жребий брошен.

Я жалел лишь об одном — о потере своей школьной сумки с книгой, над которой я работал. Я обязательно найду способ получить ее, возможно, когда буду больше знать о магии и смогу вернуться туда без всякого риска или просто пошлю за ней духа или призрака. Именно по этой причине я отправлюсь в путь вместе с этими двумя женщинами, не только потому, что они были единственными в мире людьми, которые не боялись меня, но и потому, что я был уверен в том, что смогу многому научиться от магов и волшебников Дельты.