– Он пригласил меня пройти с ним в кабинет Фаулера. Там он стал меня расспрашивать о счетах, о том, сколько мы выручаем, на что уходят деньги, и все такое. Оказалось, он думал, я в курсе всей этой торговли наркотиками, которой там занимались, Я поставила его в известность, что эта сторона деятельности клуба меня не касается, и выдала ему все документы. Мне не понравилось, как он себя ведет. Он обращался со мной словно с какой-то уборщицей. Я слышала, его считают настоящим ублюдком, но не думала, что он может распоясаться до такой степени. Он называл меня наемной шлюхой, а когда я не смогла дать ему нужную информацию, обозвал меня лживой сучкой. Заявил, будто все мы подделываем записи в расходных книгах. Рой, я и Уоррен Кейз. это парень, который направляет к нам охранников. – Она все время крутила кольцо на указательном пальце и покачивала головой. Наконец она посмотрела мне прямо в глаза. – Ты меня знаешь, Макс, я никому не позволю оскорблять себя. Я сказала, что говорю правду, а если он мне не верит, то это его дело. А потом заявила, что ухожу из клуба.

– И что случилось… потом?

– Он меня ударил. Этот подонок встал и ударил меня прямо по лицу! – Она коснулась щеки, по которой пришелся удар, и во мне вспыхнула ярость. – Я просто не могла в это поверить. Меня в жизни пальцем никто не тронул! А потом он подошел ближе, схватил меня за волосы и закричал, что мне нужно научиться правильно вести себя. Все произошло так быстро, я даже испугаться не успела, я назвала его трусливым подонком и хотела двинуть ему коленом между ног, но он увернулся. И тогда он стал одной рукой хлестать меня по лицу, а другой едва не задушил меня и все время твердил, что мне пора научиться вежливо себя вести. – Она вдруг замолчала, и я подумал было, она снова расплачется, но она продолжала совсем тихо: – В какой-то момент этот грязный подонок возбудился… Он… он прижал меня к столу, и я почувствовала, как он сильно ко мне прижался, называл меня проклятой проституткой и хапал меня руками, готовый на меня наброситься… Боже, это было так мерзко и страшно! Я пыталась сопротивляться, Макс, правда пыталась, но он оказался куда сильнее меня. Я едва дышала, когда он обхватил мне горло рукой… думала, он убьет меня.

Я подошел к Элейн и обнял ее. В груди у меня все кипело, с трудом верил своим ушам и боялся узнать, что с ней произошло еще кое-что и похуже.

– Он тебя изнасиловал? – тихо спросил я, отчаянно надеясь услышать отрицательный ответ.

Она покачала головой и отняла руки от лица, но по-прежнему на меня не смотрела. У меня слегка отлегло от сердца.

– Он сделал… другое, – вздрогнув от отвращения, произнесла она. – И когда он кончил, презрительно взглянул на меня и велел выметаться вон. Как будто я была вещью, Макс' Никто… в жизни никто меня так не унижал! – Элейн потрясла головой, будто хотела освободиться от воспоминаний. Она выглядела несчастной и потрясенной, и вот тогда я понял – я не хочу ее терять. Честно говоря, именно пребывая в этом состоянии растерянности и ярости, я почувствовал, что люблю ее. Конечно, это слишком скоропалительно, но иногда и так бывает.

Мы довольно долго сидели обнявшись, минут пять, десять, а может, и дольше. Наконец она вздохнула и отпила глоток бренди.

– Мне нужно закурить, – сказала она.

– Сейчас найду. – Я выдвинул ящик ночного столика достал пачку сигарет и зажигалку, раскурил две сигареты и одну протянул ей.

– Только ничего не делай, Макс, ради Бога! Я хочу поскорее обо всем забыть. По крайней мере теперь я не работаю в клубе не думаю, чтобы после этой истории они стали ждать от меня заявления об увольнении.

– Как?! Ты собираешься оставить без последствий то, что с тобой сделал этот грязный подонок Крис Хольц?! – Я старался сдержать возмущение, понимая: ее нельзя винить в желании забыть инцидент, но мне это не удалось.

– Но подумай, ведь он сын самого Стефана Хольца! Что мы можем сделать?

Я покачал головой;

– Наплевать! Я все время слышу про этих Хольцев и про то какие они неуязвимые. Но поверь мне на слово, неуязвимых людей не существует. И хотя меня разыскивает полиция, я не собираюсь убегать из Лондона, как последний трус. И я ни шагу не сделаю из города, пока не разберусь с этим делом.

– Это ничему не поможет.

– Зато поможет мне самому! – воскликнул я, встал и пошел а кухню за оставшимся бренди.

Кровь во мне так и бурлила, мне нужно было выпить, чтобы успокоиться. Я налил себе стакан, захватил в спальню бутылку и добавил бренди Элейн.

– Ты знаешь, я никогда не встречался ни со Стефаном Хольцем, км с его обширной семейкой, никогда не имел с ними дела, но, похоже, эти гады делают все, чтобы испортить мне жизнь.

– Они погубили очень многих.

– Есть один способ, которым я могу им отплатить. И отомстить за тебя. Я разорву задницу этой сволочи Крису.

– Не валяй дурака, Макс!

– Элейн, я опытный солдат, я вполне могу это сделать. И мне станет гораздо лучше.

– И что тогда? Тебе придется всю жизнь скрываться от полиции.

– Я все равно скрываюсь, так какая разница? Но я заставлю их заплатить за все: за себя и за тебя. Крис умрет, а его папаша пусть себе живет и дальше с сознанием, что потерял сына. И если я сделаю все как надо, никто и не узнает о моей причастности к убийству.

Ее лицо застыло.

– Его не так просто будет убить, Макс. У него много врагов, поэтому он повсюду ходит с телохранителями.

Я пожал плечами. Меня не пугала мысль об убийстве и этих телохранителей. Я мог это сделать. К тому же я видел, что Элейн начинает соглашаться с этой идеей. Мы смотрели друг на друга, размышляя, как далеко мы можем зайти.

– Я ненавижу этого подонка, – наконец призналась она, – но я не хочу, чтобы нам с тобой стало еще хуже. Ты понимаешь меня?

Но я уже все решил.

– Он умрет. Элейн, – только и сказал я.

Она затянулась и пытливо посмотрела на меня сквозь дым. Потом в первый раз после своего возвращения слегка оживилась.

– Кажется, есть занятие получше. – И она усмехнулась.

В понедельник Беррин не вышел на работу по болезни. Вроде как у него обострился грипп, или чем он там заболел. Сказать по правде, он выбрал подходящий денек, чтобы не ходить на работу. В городе царила прежняя жарища и духота, и атмосфера в участке еще больше накалилась. Нокс собрал совещание группы, занимающейся расследованием убийства Шона Мэттьюза, на котором обсуждались события выходных дней, включая смерть возможного свидетеля Макбрайда. но в целом складывалось ощущение, будто дело сворачивают и Нокса занимают уже другие проблемы. Средь бела дня какой-то негодяй лет тридцати затащил на пустырь тринадцатилетнюю девочку (всего на год старше моей дочери!), когда она возвращалась домой из парка, и жестоко над ней надругался. Эта пытка продолжалась целых полчаса, кроме того, напавший зачем-то исполосовал ей руку ножом или бритвой, хотя она и не пыталась сопротивляться. Это отвратительное преступление шокировало и публику, и полицию, последовало требование немедленно найти преступника. А к половине десятого поступили два заявления о пропавших, в том числе о школьнице-подростке, и Ноксу пришлось в срочном порядке перераспределить людей. Все это означало, что сокращалась группа по делу Мэттьюза. Поскольку мы занимались этим убийством уже девять дней, а на участок все время сыпались все новые дела, Нокс ограничил эту группу собой, Каппером, констеблем Ханслоном, иной и Беррином (когда тот выйдет на работу). Но, принимая во внимание нехватку людей, мне тоже приказали принять участие в поиске пропавших, а именно пятидесятитрехлетнего бывшего солдата по имени Эрик Хорн, которого никто не видел с прошлого четверга.