так высвободить кисть не дает утолщение у большого пальца, строго говоря — два сустава: пястнофаланговый и запястно-пястный. Ну а посему, чтобы ненавязчиво избавиться от сего казенного имущества, вам необходимо и достаточно сместить соответствующие суставные кости. То есть, скажем так, достаточно сместить, а затем необходимо их возвратить на место.

Не поймите правильно, эксперементировать с суставами я вам не советую. Во-первых, это больно, а во-вторых — зачем? Я — другое дело: лично я это упражнение освоила когда-то просто так, из любви к искусству. Причина всё в том же карате — за годы тренировок приходилось сталкиваться с разными людьми, в том числе и с теми, кому такие номера по должности положены. А я — ну что ж, и у меня когда-то было время, когда я без разбору перенимала всё, что производило впечатление. Некогда, уже давным-давно, так давно, что и самой не верится…

Разучиться я не разучилась, однако же помучиться пришлось. Достаточно, чтобы на своем примере убедиться, что — правильно — оно, во-первых, больно. А во-вторых — действительно, зачем, и без того-то отличившись в камере, ну вот зачем же сызнова выпендриваться-то? Могла бы потерпеть, если так подумать. Скромнее надо быть, а не дурью маяться… Другое дело, правда, что жизнь без глупостей не очень проживешь, а иногда, заметим, и не выживешь. Вообще, сдается мне, искусство делать глупости есть то не слишком многое, что в корне отличает нас от других животных. А вы как полагаете?

Вот и будем этим утешаться.

Так или иначе, от наручников я освободилась, даром что ощутимо потянула связки. А освободившись, ничего умнее не придумала, нежели чем с ходу заявиться в кабинет начальника. Ага, вот взяла и тупо заявилась.

Ну-с, господа хорошие, и где здесь туалет?

Впрочем, вы уже об этом знаете. Не в смысле о сортире, а о моем явлении народу. А народ, исчерпав запас ненормативной лексики, впал в некое подобие филологического ступора, однако же изволил шевелиться. Демарш принес плоды. Для начала меня отконвоировали в местный туалет (что непередаваемо, то непередаваемо), а затем, по возвращении в знакомый кабинет, где я так долго скучала в одиночестве, мне даже предложили кофе. Лучше поздно, блин…

Ладушки, всем блинам оладушки.

А дальше что?

Начало скромно обнадеживало. Браслетками меня не украшали, «адвокатов» на предмет вправления мозгов приглашать не стали. В кабинете, кроме капитана, посторонних не было. Учинять допрос он не спешил, давая мне возможность без помех подкрепиться кофе.

— Курите? — поинтересовался он, доставая сигареты.

— Бросила.

— Завидую. А мне всё не сподобиться… — Он закурил. — Что ж, давайте познакомимся, — улыбнулся он, — с кем имею честь — с госпожой Гудини или Копперфильд?

— Меня зовут Дайана, — огрызнулась я, — Дайана Германовна, можно просто — доктор Кейн. А вы кем будете?

— А меня Юрием зовут, — принял он подачу, — Юрий Сергеевич, можно просто — капитан Тесалов. А кем я буду — это, согласитесь, вопрос не из простых, даже на вопрос «а кто я есть» не всегда уверенно ответишь. Не так ли, доктор Кейн? — заметил он, разглядывая меня с явным интересом. — Сдается мне, я вас где-то видел…

— В кошмарном сне, наверное, — не слишком вежливо предположила я.

— Ну, кошмарами пока что не страдаю. — (Так то пока, пророчески замечу.) — Ладно, замнем для ясности. — Тесалов раздавил окурок, словно дав понять, что засим преамбула закончена. — Адвоката будем требовать?

— А надо? — усомнилась я, отставляя чашку.

— Не уверен. — Тесалов помолчал. — В общем, так, Дайана, она же Дайана Германовна и просто доктор Кейн. Я вам предлагаю следующее. Вы отвечаете на мои вопросы — для начала просто, не под протокол, формальности опустим. Это ни к чему вас не обяжет. Ежели вопросы вам покажутся, — он чуть пожал плечами, — ну, скажем, неудобными, тогда, по вашему желанию, построим разговор через адвоката, в строгом соответствии процессуальным нормам. Ну а если всё благополучно, в чем, кстати, я почти не сомневаюсь, то мы порядка ради оформим протокол — и вы свободны. Устраивает вас?

Не уверена.

— Может, объясните наконец, в чем я обвиняюсь?

Он кивнул:

— Объясню, но позже… Строго говоря, вы не обвиняетесь, а пока что лишь подозреваетесь, — уточнил Тесалов. — А еще, точнее говоря, вы подозревались, глагол в прошедшем времени, потому что, честно вам скажу, в свете новой информации эти подозрения рассеялись. Почти, — подчеркнул он снова, — а чтобы окончательно их снять с повестки дня, мне хочется сперва получить ответы. Поверьте, так выйдет убедительнее. А затем я обещаю вам объяснить причину этого, — он подобрал слова, — я полагаю, недоразумения. Досадного для всех, в том числе для нас… Ну как?

Теперь настала моя очередь оценивающе посмотреть на собеседника. Н-да, гладко излагает. Что называется, мягко стелет… Да, мягко стелит, но спать бы не пришлось — вдруг жестковато случится?

С другой стороны, в его словах был некоторый резон, а в интонациях что-то убедительное. И внешне капитан — ну, пусть не располагал, но, по крайней мере, не отталкивал. Русоволосый, на вид чуть больше тридцати, лицо правильное до обыкновенного, рост тоже средний, цвет глаз невыразительный. Однако взгляд открытый, вполне доброжелательный и ничуть не глупый. Словом, совсем как бы не мент, особенно в цивильном пиджаке, надетом на слегка помятый джемперочек. Короче говоря, типичный мент…

— Итак? — без особого нажима повторил Тесалов.

Почему бы нет, если я ни в чем не виновата, наипаче я не виновата.

— Спрашивайте, — пожала я плечами.

Так и быть, поверим, прежде чем проверим.

— Разумно, — улыбнулся он, — тогда приступим. Дайана, где вы были…

Короче говоря, где я была тогда-то и во столько. Дат и временных отрезков, о которых спрашивал Тесалов, исполняя приказ начальника примерить меня ко всем якобы маньячным эпизодам, для вящей простоты я приводить не буду. Во-первых, потому что к интересовавшим милицию событиям я просто не имела отношения, а во-вторых, э-э… да, достаточно во-первых. А в-третьих, ничем существенным помочь я не могла, даже если б очень захотела. Хотя я где-нибудь, сдается мне, была.

— Не помню, — озадаченно проговорила я.

— А где вы были…

— Не помню, — честно повторила я.

— А где вы были… — (А вы где были такого-то числа в растакое время? Вот и я не всё запоминаю.) — Подумайте, — настаивал Тесалов, — постарайтесь, зацепитесь за что-нибудь. Иногда припомнить помогает какая-нибудь мелочь, пустяковина. Что угодно — запомнившаяся телепередача, например…

Ну, с телепередачами — это не ко мне. На дух не переношу кромешную рекламу, слабо разбавленную кухо́нными ток-шоу. Не хочу из-за рекламных роликов воспринимать всех женщин (и самое себя) как обиженных Господом