«Пол, где перо? — Она обращалась к нему как к ребенку, потерявшему свои ботинки или пальто. — Я дважды давала его тебе. Оно должно было указать тебе путь, спасти тебя, может, даже провести через тени Того, кто является Иным».

— Перо? — Он остолбенел от изумления; как будто ему сказали, что карандаш, полученный им в первый день занятий в начальной школе, обеспечит ему ученую степень в университете. Он плохо помнил первое перо — нечто нереальное, как сон. Вроде бы оно исчезло где-то на Марсе, а может, и раньше. Второе, вложенное в его ладонь мальчиком-неандертальцем, он, наверное, оставил в пещере Народа. — Но я же не знал… откуда мне было знать?

«Ты обязан был знать. Я могу дать его тебе только три раза, — торжественно объявила она. — Ты обязан это знать».

— Знать как? Я ничего не понимаю! Ты говоришь так, будто мы в сказке…

Она не ответила, но достала что-то из облака, из которого состояло ее обличье. Морской бриз выхватил это из рук женщины-призрака, но Полу удаюсь поймать его на лету. Это была вуаль или шарфик, легкий как паутинка, от него исходило слабое свечение. На шарфе было выткано стилизованное перо, ярко-синего и зеленого цвета, другие цвета были настолько бледными, что казалось, будто они появляются и исчезают в зависимости от освещения. Пол тупо уставился на прозрачное полотно.

«Это может помочь тебе, — сказала она. — Но ты должен побыстрее к нам прийти, Пол. Я не могу долго здесь оставаться — мне больно. Приходи побыстрее. Тебя плохо видно из-за набегающих теней, и мне страшно».

Услышав безнадежность в ее голосе, Пол поднял голову и встретился с темными глазами, только они казались реальными в воздушном облике той, которая с ним говорила. Небо снова потемнело. Через миг на месте призрака была уже другая женщина — похожая, но моложе, на ней были одежды, которые хотя и казались старомодными, но принадлежали эпохе, по крайней мере, на тысячу лет более поздней, чем Греция Гомера. Она смотрела на него, волосы струились по темной юбке и жакету, простая блузка подчеркивала печаль в ее глазах. Пол испытал такое потрясение, что чуть опять не соскользнул со своей деревяшки. Ее вид был настолько другим, настолько нереальным и в то же время куда более реальным, чем все прежние образы, что на минуту он разучился дышать. Его сердце забилось в груди под ее взглядом, горящим желанием, — до боли знакомая незнакомка! Потом она исчезла, снова оставив Пола одного среди пустынного океана.

В последний момент перед тем, как усталость, невзгоды и смятение взяли свое, Пол успел привязать себя шарфом к доске, пропустив его под мышками и завязав неуклюжим узлом. Чем бы этот шарф ни был, что бы ни представлял собой, он был достаточно крепок, чтобы спасти жизнь своего нового владельца. Теперь Пол наконец мог расслабить измученные руки. Покачиваясь на волнах, он то засыпал, то просыпался, а сны, которые приходили, были более четкими и до боли знакомыми. Сначала он видел лес, поросший пыльными растениями, яростный скрежет разгневанного механического великана, бесконечную, рвущую сердце песню запертой в клетке птицы. Потом в канву сна вплелись зловещие тона, нечто, чего он раньше не видел или не помнил, что видел. Пол начал вздрагивать во сне. Замок великана вокруг казался живым существом, и с каждой стены на него смотрел немигающий глаз. Вокруг мелькали трепещущие крылья, как будто сам воздух ожил. Последним звуком, заставившим его пробудиться, стал громкий звон бьющегося стекла.

Пол открыл глаза: он все так же висел в соленой морской воде по подбородок, вдали слышались удаляющиеся раскаты грома. Закатное солнце светило прямо ему в лицо, окрашивая золотом широкую полосу на поверхности воды. Он по-прежнему был во власти океана. Но его разочарование длилось недолго: когда глаза привыкли к бликам, Пол увидел остров. Это был другой остров, не тот гористый, просторный, от которого его унес шторм. Этот остров был маленький, каменистый, поросший лесом и одинокий среди просторов темнеющего моря. Пол начат грести в сторону острова, сначала у него плохо получаюсь из-за шарфа, но потом он приспособился. Когда он увидел неровный берег, его охватила паника; из воды выступали камни, как погубленные Горгоной[9]корабли, но удача или что-то еще помогла ему попасть в приливную волну, которая благополучно пронесла Пола мимо всех препятствий. Вскоре он почувствовал жесткий песок под ногами и выбрался на берег. Пол дрожал, пальцы рук, сведенные судорогой и замерзшие, напоминали лапы зверя, но он сумел развязать узел на шарфе с изображением пера и повязал его вокруг шеи, затем дополз до места, где песок был сухой и белый, и погрузился в глубокий сон без сновидений.

Пола разбудила нимфа Калипсо.[10]Сначала, когда он увидел ее на фоне утренней зари, с черными волосами, развевающимися так медленно, будто она находилась под водой, Пол подумал, что вернулась женщина-птица. Но, разглядев поразительную, холодную, совершенную красоту ее лица, понял, что это не женщина из его снов. Он почувствовал одновременно и разочарование, и облегчение.

Пол поднялся на ноги, весь покрытый с ног до головы хрупкой корочкой светлого берегового песка, и пошел в направлении, указанном нимфой.

Ее пещера находилась в роще, где росли ольха и кипарисы, вход скрывали виноградные лозы. Ее песня сливалась с журчанием воды, и обе мелодии дополняли друг друга, хрустальная музыка ручья и мягкий, чистый голос Калипсо убаюкивали, Пол начал грезить наяву. Он долго не мог отделаться от мысли, что утонул и в последний миг жизни ему даровано увидеть рай.

Когда Калипсо предложила ему амброзию и сладкий нектар, пищу богов, он их отведал, хотя одного пения нимфы было достаточно, чтобы насытиться. Пол не сопротивлялся, когда она, коснувшись спутника своими прохладными пальцами, повела его к ручью, чтобы смыть с кожи соль, а потом отвела в дальний конец пещеры и положила на свою мягкую постель. Какая-то часть его говорила Полу, что он нарушает верность, но кому или чему он уже не помнил. Пол так долго был одинок, так одинок, как никто в мире, и теперь его дух истощился. И в те долгие минуты, когда они перешептывались в прохладной темноте и смешивали свой пот в объятиях, а океан аккомпанировал им, Пол решил, чувствуя себя при этом отступником, что не провалится больше в пустоту, где был до того, не поддастся иллюзии.

Но он не мог отказаться от удобств, что бы за ними ни стояло.

— Ты печален, мудрый Одиссей, что тревожит тебя?

Он посмотрел на нее, легко идущую по песку, с развевающимися на ветру волосами, и снова стал всматриваться в бесконечное движение волн.

— Ничего. У меня все хорошо.

— И все-таки у тебя на сердце тяжесть. Давай вернемся в пещеру, и ты подаришь мне любовь, о мой милый смертный! А если хочешь, мы останемся здесь, и постелью нам будет мягкий песок.

Она провела прохладной рукой по его нагретым солнцем плечам, а потом рука Калипсо стала спускаться вниз по спине. Пол сдержал желание скинуть ее руку. Конечно, ничего плохого не было в том, что он стоит на райском острове с прекрасной богиней, готовой выполнить любое его желание и предаваться любви по десять раз на дню. Хотя отдых и удобства были так желанны, сердце его разрывалось, да и все тело начинало страдать. Кто бы ни был разработчиком этой части виртуальной Одиссеи, — а она охватывала лет шесть жизни литературного персонажа, если Пол все правильно помнил, — он либо был обычным неутомимым распутником или не стал усердствовать с идеями.