Дабы миновать транспортные пробки, забившие все главные и боковые транспортные артерии по пути на фестиваль, мы пережили отчаянную гонку по встречной полосе. Автобус, в котором перемещались наши аккомпанирующие музыканты, вел водитель с куда менее кавалерийским подходом к езде. Он избрал более безопасный и надежный вариант, который растянулся на восемь с половиной часов. Даже духовики, чье племя славится своей стойкостью, к тому времени, когда их наконец высадили из автобуса, уже слегка поистрепались. Однако после всех своих невзгод они обнаружили, что на самом деле прибыли слишком рано, ибо фестиваль уже порядком отставал от графика: отметка в программе «Время всех выступлений может быть уточнено» зачастую использовалась как эвфемизм фразы «Все состоится примерно на полдня позже».

Почуяв, к чему все идет, мы попытались выпросить себе слот пораньше, поменявшись местами с одним гитарным героем, дико сверкавшим глазами. Герой и хотел бы помочь, но не мог – объяснил, что уже закинулся всеми препаратами, необходимыми ему для наилучшего выступления, ему не хватит припасов для второго рывка к таким высотам и поэтому он вынужден держаться текущего порядка программы.

Наш сет был первоначально назначен на 22:15. К тому времени, когда мы наконец получили возможность вывести наш веселый оркестр на сцену (большинство этих музыкантов за всю свою долгую и разнообразную карьеру никогда не сталкивались с таким хаотичным великолепием), уже светало. Обстоятельства сложились так, что обеспечили нам предельно драматический фон, который только усилил эффект от нашего появления на сцене. Дирижер хора Джон Олдисс проделал колоссальную работу, управляя хором и оркестром, а мы кое-как продрались сквозь наш сет, хотя исполнитель на тубе обнаружил, что какой-то праздный гуляка мимоходом вылил в его инструмент пинту пива.

Казалось бы, после такого мероприятия нам полагался хотя бы небольшой отдых. Однако время было фестивальное, так что, едва сойдя со сцены, мы очутились посреди еще одной демонической поездки в раннем утреннем тумане – нам требовалось срочно попасть в Лондон, а там сесть на самолет до Голландии, чтобы следующим же вечером выступить на другом, менее экстравагантном фестивале. Не успев очухаться, мы с головой окунулись в точно такой же сценарий, но на сей раз по крайней мере без оркестра – весьма милосердно для обеих сторон.

Джон Олдисс, хормейстер, работавший над «Atom Heart Mother». Джон учился в кембриджском Королевском колледже, был специалистом по хоровой музыке и создал коллектив The John Aldiss Choir, известный исполнением произведений современных классических композиторов – например, Дэвида Бедфорда. В период, когда записывался «Atom Heart Mother», Джон также был профессором отделения хоровой музыки Гилдхоллской школы музыки и драмы в Лондоне.

Композиция «Atom Heart Mother» была смонтирована за несколько репетиций после нашего возвращения из Рима, где мы пребывали благодаря любезному приглашению Микеланджело Антониони. Как только мы разобрались с основной темой (по-моему, ее предложил Дэвид), все остальные начали вносить свой вклад в плане не только музыки, но и общей динамики. Сейчас мне уже не вспомнить, задумывали мы настолько длинную композицию или она сложилась сама собой, но с таким методом работы мы уже неплохо уживались.

После нескольких длинных сессий записи в начале 1970 года мы создали очень продолжительную, довольно величественную, но весьма расфокусированную и по-прежнему незавершенную композицию. Одним из возможных способов развить эту вещь было играть ее вживую, так что на нескольких концертах мы исполняли укороченные версии, порой именовавшиеся «The Amazing Pudding»[20]. Постепенно мы прибавляли, вычитали и умножали разные элементы, но по-прежнему ощущалась нехватка чего-то очень существенного. Мне кажется, мы всегда намеревались записать этот трек, однако все его авторы странным образом чувствовали некую преграду, поэтому в начале лета мы решили вручить композицию в тогдашнем ее виде Рону Гисину и попросить его добавить туда оркестровых красок и хоральных частей.

Рон Гисин за пультом с партитурой «Atom Heart Mother», руководит несколько напряженными сессиями записи хора и медных духовых. Партитура у Рона была безупречна, но стандартную нотацию он разнообразил довольно необычными пояснениями к вокалу – например: «Фу, гу, ху, джу, лу, му, пу, ру».

С Роном меня познакомил Сэм Джонас Катлер. Сэм бросил карьеру учителя детей с особыми потребностями и стал гастрольным менеджером. В мире рок-н-ролла предыдущие профессиональные навыки несомненно ему помогли: Сэм работал с The Rolling Stones во время их гастролей по США в 1969 году (включая недоброй памяти бесплатный концерт в Альтамонте), а позднее с The Grateful Dead.

Рон Гисин – талантливый музыкант, аранжировщик и виртуозный исполнитель на банджо и фисгармонии. Его стиль точнее всего описывается как поэтический регтайм на спидах. Он также выстроил себе, по сути, одну из первых домашних электронных студий. Рон, будучи не намного старше нас, казался существенно мудрее благодаря образу профессора с дико всклокоченной бородой. Купив подвал на Элгин-Кресент в Ноттинг-Хилле, он отдался там своей страсти в окружении обширного собрания магнитофонов, катушек, целых миль пленки, а также нескольких стандартных или сделанных на заказ музыкальных устройств.

На первый взгляд и не догадаешься, однако главная сила Рона в том, что он очень организованный. В работе с музыкальными записями есть одна неотъемлемая и капитальная проблема: все катушки на вид одинаковые, и это кошмар логиста. Если не следить очень пристально за наклейками, указывающими, какой кусок пленки был перемещен с одной катушки на другую, и немедленно не делать записей о любых изменениях, можно потратить многие дни на поиски конкретного куска пленки, когда он снова понадобится. Благодаря своей педантичности и организационным навыкам Рон, похоже, никогда не сталкивался с проблемой быстрого поиска нужного куска.

Рон довольно долго работал сам по себе, так что его сугубо индивидуальные техники и подходы – его собственные изобретения. Домашним музыкальным производством он заинтересовал и меня, и Роджера, и влияние Рона ясно прослеживается в одном элементе Роджерова вклада в альбом «Ummagumma» – в композиции «Several Species…». Роджер и Рон вместе работали над музыкой к необычному документальному фильму «Тело» 1970 года по мотивам книги Энтони Смита. На одном треке под названием «Give Birth to a Smile» поиграли и мы с Дэвидом и Риком.

Рон поделился с нами массой трюков со сцепленными в тандем магнитофонами Revox – манера их использования, которая выходит далеко за рамки рекомендованного в инструкции по эксплуатации. Рон сам тянул провода и обучал меня основам пайки. С типично шотландской бережливостью он собирал выброшенную из профессиональных студий пленку. Стерев предыдущие записи, он склеивал ленты из половинок катушек или кропотливо переделывал студийные миксы, которые не соответствовали его стандартам. Помимо всего прочего, Рон научил меня просто роскошно склеивать пленку.