– Я? Влюблен?

– Ну конечно. Ты влюблен в Свету. Все симптомы налицо. Учащенный пульс, расстройство сна…

– Я и так никогда не сплю, – напомнил я.

– Это совершенные частности. – Я говорю о симптоматике, а не о ее причинах. Пульс-то участился?

– Ну да… – растерянно согласился я. – Вроде…

Вроде да, ускорилось. Хотя это вполне могло случиться от клея. Клей начал впитываться в голову, голову стягивало и скручивало, и от этого, наверное, запустилось сердце. Но я не стал разочаровывать Костромину, пусть думает.

– О чем я тебе и говорю, – заключила Костромина с удовольствием. – Сердцебиение – верный признак. Ты влюбился, Поленов. Не пугайся, это нормально, все мальчики влюбляются в девочек.

– Я не мальчик, – буркнул я. – Я вупер. Вуп. Вупырь. Вурдалак.

– Вупырь, но все равно мальчик. А она девочка. К тому же человек. И все человеческое, что сохранилось в тебе, потянулось к ней. Все просто. Все естественно.

Костромина была довольна. Просто радостна. На радостях так свою псинку стиснула, что та даже пискнула протестующе и несильно цапнула за руку. Костромина вздохнула.

– Скажи, Поленов, как это? – спросила Костромина.

– Что как? – не понял я.

– Быть влюбленным? Мне интересно.

Как-то странно она была сегодня настроена. Лирически. Наверное, много читала про любовь над хрустальной бездной.

Я попытался понять. Для себя понять. Что это значит. Опять представил Свету, вспомнил ее стереоскопическую фотографию.

– Не знаю, – признался я. – Сердце вроде бы стучит. И это…

– Отлично! – перебила Костромина. – Тебе очень повезло!

– В чем же?

– В том, что ты все-таки влюбился в Свету. Понимаешь, Поленов, тут для тебя сплошные плюсы.

– Какие это?

– Во-первых, ты очеловечишься. Может быть… В какой-то степени. А это здорово. Вот ты кем в жизни стать хочешь?

Я не знал. Вернее, никогда не задумывался. Кем стать. Кем тут станешь, когда и так уже стал? Вернее, уродился. Спасибо папе, спасибо маме, спасибо Погробиньскому. Родиться вампиром – судьба. Проклятие то есть.

– Всю жизнь велики гнутые по бульварам собирать думаешь? – усмехнулась Костромина. – А если повезет, на заводе каком работать. Наверное, ты сможешь. Болты вытачивать, гайки накручивать. Или на погодной установке. Каждый день одно и то же, и так триста лет. Или четыреста, если не повезет. Как перспектива?

– Не очень.

Действительно, не очень. Не замечал, что отец выглядит счастливо. Скорее наоборот. И мать. Про дедушку в подвале я уж и не говорю. Отец, кстати, дома совсем не появляется, наверное, я его последний раз полгода назад видел. Мать чаще заходит, но дома ей плохо, сидит в тоске, я боюсь, что она в аут выпадет, поэтому совсем не настаиваю, чтобы она появлялась чаще. Пусть лучше работает.

– Света откроет для тебя перспективы, – сказала Костромина.

– Какие еще перспективы?

Я не думал о перспективах. У нас почти никто не думает о перспективах. А что о них думать? А точить гайки – это неплохо, не каждому удастся на гаечный завод устроиться.

– Если ты подружишься с человеком, то люди на тебя внимание обратят.

– Ну? – глупо спросил я.

– Что ну, я тебе не лошадь, – огрызнулась Кострома. – Люди обратят на тебя внимание, может, на Новую Землю возьмут.

– Зачем мне на Новую Землю?

– Как зачем? От нас может быть пользы много! Конечно, мы ничего не можем изобрести, конечно, мы туповаты, но зато в космосе мы можем быть первые. На Меркурии, допустим…

Костромина все-таки хочет на Меркурий. Я подружусь со Светой, я влюблюсь в Свету, Света возьмет меня на Новую Землю. А оттуда в космос, на Меркурий. А я ее не забуду. Костромину. Мы встретимся на Меркурии, возле вулкана, там наверняка есть вулканы.

– А это… – спросил я. – Энтропия? Как же энтропия?

– Ерунда. С этим можно справиться тренировкой, основы соулбилдинга, ты же знаешь. Главное – хотеть. Нас на Марс можно легко посылать, на Меркурий. Ты полетишь на Меркурий.

Что я там забыл, на Меркурии этом?

– А тебе-то что? – довольно грубо спросил я.

– Как это что? – удивилась Костромина. – И мне от этого сплошные плюсы. Ты мне тоже поможешь. Потом. Я хочу обратиться, я же тебе говорила, Новый год, мороженое, все такое… Ты про новую сыворотку слыхал?

– Нет.

– Ходят слухи, что сыворотку разрабатывают, – сказала Костромина. – Против вупыризма. Пара укольчиков в голову, немного помучаешься – и все, человек. Лет через десять, глядишь, и синтезируют. И, само собой, эту сыворотку станут распределять между самыми достойными. Между тобой, между мной…

– Я же на Меркурий полечу, – напомнил я. – Зачем мне сыворотка? На Меркурий в таком виде удобнее.

– Ну конечно, полетишь, – согласилась Костромина. – А потом обратно прилетишь. И тебя уже сделают человеком. Знаешь, как это здорово – человеком быть. Сплошное удовольствие.

– Ну, может… – я пожал плечами. – А если меня не возьмут?

– Слушай, Полено, не разочаровывай меня! – строго сказала Костромина и опять сжала Кузю до писка. – Оставь всю эту свою демагогию! Может, возьмут – может, не возьмут… Ты должен попасть на Новую Землю, должен отсюда вырваться. Ты просто обязан. И потом – у тебя больше нет другого выхода – ты уже влюбился в Свету, отступать поздно. Или ты хочешь, чтобы на Меркурий полетел этот дурак Беловоблов?

– Не хочу.

– Тогда и не спорь со мной, делай, как я говорю.

– Ладно, – согласился я. – Хорошо.

И на самом деле хорошо, подумал я. Так вот жить надоело. Сумерки, дождь все время с неба капает, сыро. В кровати мокрицы заводятся. Между пальцами грибок. Зубы отрастают, гематоген паршивый, тошнит от него бесконечно. Синтетический. Только синтетический, только с отвращением, это все понятно, но все равно тошнит. Тошнит, тошнота – главное мое чувство.

И так вечность. Лучше в люди. Если на самом деле эту сыворотку сделают, стану лучше человеком. Потом дедушка, он тоже очень хочет перед смертью стать человеком. Стать человеком, распутать бороду, умереть навсегда. Будет рад услышать.

– Ладно, – повторил я. – Влюбился я в Свету, чувствую. Только я не знаю, что там дальше. Что делать то есть. Опыта-то…

– Не переживай, – успокоила Костромина. – Опыт тут не главное. Возьми этого Беловоблова – молодец. И с грузовиком, и с барабаном, в четвертый раз восхищаюсь. Девушки… Ну, я имею в виду, нормальные девушки, они обожают тех, кто их спасает. Вот смотри.

Костромина вытянула из кармана книжку «Необузданная Роза», с красными розами на обложке. Розы на обложке выглядели не то чтобы уж совсем необузданно, но все-таки слишком уж подозрительно, чересчур красными, я на всякий случай спросил: