Канарские острова по-прежнему производили товар. Лишайник-орсель всегда был предметом забот королевского советника Гутьерре де Карденаса и его жены Тересы – они продавали его генуэзским купцам, а те использовали его для окрашивания тканей. Сахарные производства, где трудились африканские чернокожие рабы, часто строились на генуэзские деньги (к 1515-му их будет около тридцати и, вероятно, к тому времени их производительность превысила производительность фабрик Мадейры). Первое осуждение дурного обращения с туземцами также было выдвинуто на Канарах – отцом Альфонсо де Идулареном и отцом Мигелем Лопесом де ла Серной в донесении королеве. В нем Педро де Вера, завоеватель Гран-Канарии, описывается как негодяй, работорговец и жестокий командир. Это также предполагало, что подобные обвинения скоро придут и из Нового Света. То же самое касается сокращения туземного населения в результате занесенных испанцами болезней, не говоря уже о расколе среди завоеванных народов – например некоторые туземцы с Гран-Канарии помогали в захвате Тенерифе. То же самое будут провоцировать конкистадоры на американском континенте ради своей выгоды.

В конце концов 6 сентября Колумб и три его корабля покинули Ла-Гомеру после молитвы в большой новой приходской церкви, Сан-Себастьян, которая доныне смотрит на океан. Колумб отплыл на запад с отклонением на юго-запад. Пассаты, las brisas, как называли их испанцы, наполняли паруса. Это был лучший путь в Вест-Индию, и это море вскоре стало известно как El Golfo de Damas – Дамский пролив.

Прежде чем отплыть, Колумб узнал от капитана корабля, прибывшего с одного из Канарских островов, Эль-Йерро, что португальские каравеллы находятся в Восточной Атлантике и намерены помешать его плаванию. Возможно, португальский король намеревался ему отомстить за то, что он принес присягу Испании. Колумб обошел эту угрозу, если таковая и была. В любом случае он с самого начала был уверен, что настоящие его враги могут находиться на борту его собственных кораблей. И потому на четвертый день плавания он начал вести два журнала – один верный, а второй такой, в котором он произвольно вел счет миль, чтобы не беспокоить команду. Возможно, его целью было также держать маршрут в тайне от соратников, которые позже могли стать его соперниками.

Последнее, что увидела экспедиция, покидая Старый Свет – как и многие другие мореплаватели в будущем, – был вулкан Эль-Тейде на Тенерифе.

22 сентября Колумб показал Пинсону свою карту, «на которой адмирал вроде бы указал какие-то острова в море». Лас Касас писал, что это была карта Тосканелли. Но Колумб шел не по ней. Это должна была быть другая карта{315}.

Двумя днями позже на кораблях начались беспорядки. Никогда никто из моряков не бывал так долго вдали от суши. Некоторые считали, что «великое безумие и сущее самоубийство так рисковать жизнью ради выдумок чужестранца, который готов жизнь положить, только бы сделаться gran senor»{316}. Другие намеревались вышвырнуть Колумба за борт. Этот кризис был преодолен, и маленький флот шел еще две недели. По-прежнему моряки не видели ничего. Колумбу не удалось упрочить свое положение, сравнивая себя с Моисеем{317}.

5 октября Пинсон и Колумб поссорились. Первый предложил резко свернуть к югу и таким образом, как он предполагал, выйти прямо на Чипангу (Японию). Колумб считал, что они должны как можно скорее идти в Китай. Их знания о Дальнем Востоке, как мы видим, были весьма скромными. Друзья Пинсона позже утверждали, что именно тогда Колумб спросил его, куда плыть{318}. Моряк Франсиско Гарсия Вальехо позже сообщал, что Колумб вызвал двух остальных капитанов – возможно, и лоцманов – и спросил их совета по поводу команд, которые сильно страдали.

«Висенте Ианьес, капитан „Ниньи”, сказал: „Пройдем еще две тысячи лиг и затем, если не найдем того, что ищем, повернем назад”. Но его брат, Мартин Алонсо Пинсон, сказал: „Как это так, сеньор? Мы вышли из Палоса, а теперь вы тревожитесь? Вперед, сеньор, Господь даст нам победу, и мы найдем землю. Господь никогда не простит нам, если мы позорно повернем назад”. Тогда Колумб сказал: „Да благословит вас Бог”. И из-за того, что сказал Мартин Алонсо Пинсон, они поплыли дальше…»{319}

На другой день последовали очередные жалобы – на сей раз со стороны моряков-басков «Санта-Марии». Вероятно, Колумбу удалось убедить Мартина Алонсо утихомирить их. Но еще через несколько дней «стало казаться, что люди не способны дальше терпеть»{320}. В разговоре в каюте Колумба на «Санта-Марии» братья Пинсоны вместе с Пералонсо Ниньо дали Колумбу еще три дня. Если за это время не появится земля, то они повернут домой. Как минимум один историк утверждает, что именно тогда Колумб рассказал Мартину Алонсо Пинсону свою историю о «неизвестном лоцмане»{321}.

10 октября Колумб объявил, что подарит шелковый плащ тому, кто первым увидит землю. Это предложение было встречено молчанием. Зачем такая вещь в океане? Но в тот день и Колумб, и Мартин Алонсо заметили птиц. Последний мудро заметил: «Эти птицы летают не просто так». В ту же ночь Колумбу, Педро Гутьерресу и видору Родриго Санчесу показалось, что они увидели впереди свет, и решили, что там земля. На следующую ночь, в два часа пополуночи при полной луне Хуан Родригес Бернехо, также известный как Родриго де Триана, моряк из Севильи с «Пинты», увидел «белую полосу земли» (una cabeza blanca de tierra). Он закричал: «Земля! Земля!» – и выстрелил из ломбарды{322}. На другой день, 12 октября, Колумб ступил на сушу{323}.