Перед женщиной, от которой из-за одной-единственной ошибки отвернулась собственная семья, оставалось не так уж много дорог в жизни. Она могла или сдаться, или, стиснув зубы, пытаться победить. Или сбежать. В корейском обществе женщине и без того нелегко выдерживать постоянную гендерную дискриминацию, а, когда тебя объявили ведьмой и устроили на тебя охоту, и вовсе не остается надежд на победу.

В какой-то момент она была готова сдаться. Вся ее жизнь потеряла смысл, жизнь, которую она выбрала наугад, сама не зная, что именно выбирает. Ее превратили в мерзкого опарыша, и она готовилась разжать руки, все выпустить и умереть – нельзя же страдать бесконечно! Но покончить с собой она так и не решилась. Не тот она была человек. У нее не хватило смелости.

А раз так, то у нее не оставалось иного пути, кроме бегства. Она не могла уйти из мира, но могла от него сбежать. В любом случае оставаться там, где она жила до сих пор, было уже невозможно. Не выдержав обрушившихся на нее жестоких испытаний, она, в конце концов, решилась отправиться в Китай и села в самолет.

Поселившись в чужой стране, женщина, стоявшая на краю обрыва, похоронила свою нестерпимую обиду глубоко в душе и начала потихоньку меняться. Задавленная тяжелым трудом боль, которая, казалось, могла покинуть ее только после смерти, постепенно ослабевала, и остались только мучительно острые воспоминания, точно осадок на дне, под толщей чистой воды.

Она изменилась. Ад, который ей довелось пережить, сжег дотла все чувства, связывавшие ее с другими людьми. Тяжелейший физический труд укрепил ее тело, напомнил о его святости. Крепкий дух в крепком теле сотворили храброе сердце, изменился даже ее взгляд, когда она перестала дрожать, постоянно переживая, что думают о ней люди. Больше она не медлила и не колебалась. Приняв решение, она сразу же приступила к действиям и наслаждалась этим процессом. Она испытывала себя то чем-то одним, то чем-то другим, и то, что у нее все получалось, наполняло ее новой силой, разливавшейся по кровеносным сосудам. Прежде чем приступить к воплощению своей задачи, она продумала все до мелочей, проиграла все гипотетические ситуации, все варианты развития событий. Она вкладывала в подготовку огонь бушующих в ней страстей и внешнюю холодность, скрывавшую эти страсти, и получала от этого больше удовольствия, чем от металлического запаха крови, который пробивался к ней сюда из будущего.

Все пять органов чувств женщины были натренированны. Неожиданный поворот в ее прошлой жизни и неконтролируемая тревога закалили их, точно пять мечей. Это не было ее желанием, ее внутренней потребностью, она лишь привычно адаптировалась к требованиям среды. Она научилась множеству вещей, о существовании которых даже не догадывалась в прежней жизни. Можно сказать, что через страдания она достигла просветления.

И все же она ненавидела мир и ничего не могла с этим поделать. Это был шрам, оставленный прошлой жизнью. Внешне она жила, как будто обо всем позабыв, так было нужно, но глубоко в душе тлели воспоминания.

Она решила больше не избегать их. И ненависть, однажды завладевшая ее душой, возродилась вновь. Решившись заглянуть туда, куда обещала себе больше не смотреть, она увидела, сколь велика была ее ненависть. Так огромна, что и сказать нельзя.

Вместе с тем она поняла, что наш мир – это что-то вроде тени, которую отбрасывает рожденная в глубине космоса ось зла. Тысячелетиями эта ось росла, невзирая на дождь, снег и ветер. Вместе с ней росла и тень. И ныне никто и ничто не может их разрушить. А в этой тени, словно некие паразиты, прячутся слабые злые люди и продолжают свой бесконечный пир зла. Однажды она увидела воплощение своей идеи в картине. Обнаружила чужое просветленное сознание на стене художественного музея, посвященного искусству абстракционистов. Это была работа Джексона Поллока. Ненависть, переполнявшая ее сердце, пламенела изобразительным великолепием на большом холсте. Ее глаза невольно расширились от восхищения, когда она увидела свои воплощенные в художественной форме желания.

Теперь она ходила в музей каждый день и смотрела на картины. И постепенно пришла к мысли, что она тоже могла бы придать форму своей ненависти, но не такую, как эти холсты. Да, точно. Женщина нащупала свой собственный путь, нашла то, во что ей хотелось это воплотить. Нашла выход. Художники не избавляются от своих странностей, они превращают их в искусство, не случайно же все великие художники – великие чудаки.

Возможно, она сможет открыть новую форму искусства, которой еще не было в истории человечества. Она хотела показать миру то истинное зло, к которому никто не может приблизиться. Воплотить его и в момент завершения, как картину, поместить в рамку, обратить в искусство. Размышляла она и о ценности жизни каждого человека.

Важнее самой жизни было то, как живет человек.

Сама она в каком-то смысле уже умерла и воскресла, и теперь принадлежала к другому жизненному потоку. А если так, то чем она наполнит эту вторую жизнь? Женщина пришла к выводу, что готова умереть ради воплощения своего замысла, ради создания собственной мифологии, собственной галереи, используя вместо красок людей недостойных жизни, людей, маскирующихся под добро, – их-то она и заключит в рамки своих картин.

И вот тогда она полностью посвятила себя этой цели. Она долго готовилась и накопила достаточно энергии, чтобы одну за другой создать живые картины, тщательно продуманные во время путешествий из Китая в Корею.

Она получила статус китайской кореянки. Она выбрала пистолет, который стал частью тщательно проработанного эскиза. Она хорошо владела этим оружием, ибо пользовалась им в бытность сержантом. Оно было удобно для работы с несколькими объектами, но, главное, это был самый подходящий инструмент, чтобы приоткрыть тайну, спрятанную на самом дне человеческих душ.

Настоящим откровением станет для нее то, что корейские копы используют настолько несовершенные методы расследования, что не смогут ни оружие найти, ни разобраться в том, кто им владеет. Корейские копы были скорее чиновниками, чем настоящими детективами, и были столь же отсталы, что и те преступления, которые им приходилось расследовать, поэтому их методы и модели были бесполезны для раскрытия тщательно продуманных преступлений. Женщину убедили в этом очень многие факты.

Осторожно шаг за шагом она создавала свою мифологию и однажды, гуляя по Интернету, случайно наткнулась на форум Джастисмена; хотя ее жизнь вполне можно было назвать божественной, форум внес в эту жизнь свежую струю. Конечно, она сама выложила в Интернете фотографию первого убитого с двумя пулевыми отверстиями. Эта яркая работа должна была показать толпе истинную природу зла, это был тотем истинного зла, символ ее творчества. Но ей и в голову не приходило, что сумасшедший параноик подхватит и перепоет ее идею.

То, что писал Джастисмен было жалким графоманством, Опарыша он зачем-то превратил в парня, созданный им образ Киллера вообще никуда не годился, и все же нельзя было не признать, что он провел серьезное расследование и многое понял правильно в ее мотивах и в том месседже, который она посылала миру. Джастисмен удивил ее и в каком-то смысле даже растрогал. Можно сказать, что он стал искусствоведом, разъяснившим зрителям, что именно ей хотелось выразить этими абстракциями в прямоугольниках рамок.