с ума. А может быть уже сошел. Убивая меня, ты убиваешь себя. Может быть меня и нет, а я всего лишь плод твоей фантазии?

— Ты права, Милая. С той лишь разницей, что убила нас ты.

Глава 27. Искупление

Время тянулось неумолимо медленно. Каждый вечер я засыпала с мыслью о Глебе, который меня любил, и которого любила я, а просыпалась с неуемной жаждой крови. Мне очень хотелось остаться одной и выплакать все, что накопилось, но по непонятным причинам Бессонов дежурил круглосуточно. В виду его постоянного присутствия мне приходилось держать себя в руках, меньше всего я хотела бы обрадовать его своими слезами. Иногда я ловила в его глазах страх, он словно переживал, что я возьму да и сигану из окна. И был близок к истине.

— Тебе не надоело пасти меня? Ты так весь бизнес потеряешь.

— Не беспокойся, на твой век бабла хватит.

— Вообще-то, я вполне нормально себя чувствую. Мои ребра срослись. Можешь ломать их заново.

Бессонов поморщился:

— Если ты рассчитываешь на то, что я буду валяться у тебя в ногах и умолять простить меня- не дождёшься. Я понятия не имею, почему не довел начатое до конца, но непременно это сделаю.

— Да-да, я помню, ты- человек слова, чести и прочая ерунда. Только одного пройдоху все не можешь поймать, но это никак не умаляет твоей крутости.

Он сверкнул глазами и вышел из палаты, хлопнув дверью. Вернувшись через несколько минут, кинул мне одежду и сказал:

— Одевайся, мы едем домой.

К нему или ко мне уточнять я не стала. По большому счету, мне было все равно. Моя жизнь была разбита на «до» и «после». Так вот в «после» я не видела особого смысла.

Конечно, Глеб привез меня в свой дом, где успели сделать ремонт, так что ничего не напоминало больше о пожаре. Наверно, об этом инциденте и вовсе никто не знал, вот и ходили-гадали с чего это хозяину приспичило делать ремонт.

Я поселилась в «своей» комнате, такой ход вещей устраивал нас обоих. Видимо, Бессонов хотел видеть мое милое личико по утрам так же сильно, как я — его. Зачем он держит меня здесь, оставалось загадкой.

Как-то вечером, я сидела в баре, дегустируя винную коллекцию Глеба и готовилась перейти на более крепкие напитки. Последнее время я редко находила себе более интересное занятие, чем опустошать его погребок. Услышав шум колес, я решила, что мой мучитель вернулся домой. Я второй день собиралась начать серьезный разговор о том, что так продолжаться больше не может и все в этом духе, но Бес как назло куда-то запропастился. Вот и сейчас вместо него на пороге возник Борис.

— Привет. Заливаешь горе?

— Привет! — Отсалютовала я радостно. — Не горе, радость! Второй день не вижу твоего братца- жизнь налаживается.

Борис налил себе в бокал виски, чокнулся со мной и продолжил:

— Не хочешь рассказать, что случилось в том доме?

— О, Боги! Я должна обсуждать это с тобой? — возмутилась я. — Ты даже не моя подружка, подослали бы лучше Машку. — я расхохоталась. — А вообще, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Найдите Коломейцева, найдете кино.

— Полина. Он тебя вынудил? Напугал? Угрожал?

— Брось! Бесу придется смириться с тем, что он не Бог в постели вот и все. И да, он вообще нигде не Бог. Другого объяснения не будет.

— Он убьет тебя. — Немного помолчав, Борис продолжил- Ты ведь звала в бреду его, Глеба.

— Потешь мое любопытство, расскажи какого черта, он передумал убивать меня в этот раз?

— Ребенок. Он хотел спасти ребенка.

— Серьезно?! Сначала использовал его как боксерскую грушу, а потом вдруг решил спасти?!

— Он не знал. Потом что-то не давало ему покоя. Кровь. Кровь. Кровь. Ее вообще не должно было быть. И тебе было больно не там, куда он бил. Да и не преувеличивай его изуверства, у тебя не было ни одного перелома.

— Ага, это вообще был массаж.

— Ты могла его остановить лишь сказав о своем положении, но ты молчала.

Я налила полный бокал и выпив залпом сказала:

— Я- шлюха, Бессонов- рогоносец, а Антон или как там его- воплощение мужской силы. Занавес. — сделав картинный реверанс я удалилась в свою комнату.

Ни на следующий день, ни через день Глеб так и не появился. Я чувствовала прилив жизненных сил и энергии. Так бывает с приговоренным к виселице. По дороге на эшафот он уверен в завтрашнем дне так, как никогда не был уверен в нем до этого. Наверное, потому что от него больше ничего не зависит, мерзкое ожидание приговора больше не терзает его, он еще жив, но уже свободен. Вот и я восприняла слова Бориса, как приговор судьи. «Он тебя убьет»… Что ж, у меня была масса возможностей воспользоваться документами и сбежать до того, как он узнает об измене. Я этого не сделала, видимо кишка тонка. Всю жизнь прятаться и думать о нем, страдать и ненавидеть себя за трусость. «Ночь, проведенная в объятиях любимого того стоит»- сказала я в больнице, имея в виду совсем не те объятия, о которых он подумал. Но я с самого начала знала, что играю с огнем и проиграю.

К концу третьего дня, я, пылающая абсолютным счастьем сидела за роялем, наигрывала одну из своих театральных партий. Прибывая в нирване, я почувствовала, как сильные руки легли мне на плечи. Прижавшись щекой к его ладони, я зашептала:

— Я так по тебе соскучилась.

Его дыхание рядом с моей шеей обжигало. Предвкушение чего-то запретного, грязного, пошлого и вместе с тем такого желанного распаляло меня до предела. Еще пара секунд и я буду вымаливать этот поцелуй.

— Я не смогу жить без тебя…

Знакомый голос вернул меня к реальности, обычно мои ведения были молчаливы. От неожиданности я резко дернула рукой. Бокал, сопровождавший мои полеты в астрал, качнувшись упал и разбился. Я резко открыла глаза, и подскочив увидела как вино растеклось по полу, забрызгав все вокруг. Осколки разлетелись, и тут я обратила внимание на Бессонова, смотревшего несвойственным ему взглядом побитой собаки.

— Что тебе нужно? — отпрянув в сторону, я конечно же наступила на стекло. Интуитивно ойкнув, вспомнила, что умирать со стекляшками в ноге или без, в сущности без разницы, а вот вино было жалко. Хотя у Бессонова этого добра- пить не перепить. Так что выходило, особого повода горевать не было.

— Давай попробуем сначала. — Видно было, что слова даются ему с трудом.

— Сначала?! —