Ирвин ответил на это подозрительным взглядом.

— Нужно ли нам красть лошадей? — сомневалась Ровена, сидя на гнедой кобыле.

— А вы хотите, чтобы вас догнал Фолио? — Марли подняла одну бровь. — Или чтобы вас выследили гончие Гарета? Большинство волкодавов выучены убивать, знаете ли. — Ровена не знала и пожалела, что спросила. — В любом случае, — добавила Марли с самодовольной ухмылкой, — я бы никогда не позволила вам уводить наших лошадей. Эти лошади принадлежат Блэйну. Даже если он поймает вас, один взмах этих ресниц наверняка спасет вас от виселицы.

Она дернула Ровену за юбку, чтобы девушка наклонилась. Глаза Марли быстро обшаривали горизонт. Между застывшими ветвями деревьев черное, небо начинало сереть.

— Прислушайся к моим словам. Старайся не попадаться ему в руки. Гарет очень не любит терять что-либо, принадлежащее ему.

Ровена выпрямилась в седле.

— Смягчи для него этот удар. Скажи, что я никогда ему не принадлежала.

Марли кивнула с одобрительной улыбкой. Ровене пришлось ухватиться за поводья обеими руками, когда Марли с хриплым криком ударила кобылу по крупу. Лошадь рванулась вперед. Другие лошади помчались за нею в неудержимом галопе. Путь к свободе был открыт. Влажный, холодный воздух наполнял легкие Ровены. Но ничто не могло избавить ее от гнетущей тяжести, которую она ощущала, оставляя позади тень Карлеона и его господина, покидая их навсегда.

Марли со стоном бросилась на кровать. Холодное, бледное солнце не согревало ее комнату. Она подумала о том, чтобы дотянуться до спинки кровати и, стащив с нее покрывало, накрыться им, но мысль о подобном усилии — после тоге, как она уже блаженно вытянула свое усталое тело, — вызвала у нее только новый стон. Она перевернулась и поглубже погрузилась в перину.

— Марли!

Яростный рев она услышала за секунду до того, как оглушительные удары обрушились на дверь. Собрав остатки энергии, она дотянулась-таки до покрывала и закуталась в него с головой. Когда дверь с треском распахнулась, Марли уже свернулась в клубок, впрочем, зная, что вряд ли обманет подобной хитростью своего брата. И она оказалась права. Плоская сторона его меча с такой силой ударила ее по заду, что лезвие еще долго звенело, вибрируя. Марли с жалобным стоном вынырнула из-под одеяла.

— А что, если бы ты ударил не с той стороны? Ты бы вышиб из меня мозги!

— Думаю, мозгов у тебя одинаково нет — что там, что там, — взъярился Гарет.

Он впился в нее глазами, схожий с ней дикарь-близнец, со спутанными волосами, висящими вокруг лица, с безумным взглядом глаз, красных от эля и бессонницы.

— Где они?

— Кто? — Марли сидела, набросив одеяло на плечи, как шаль.

— Ты знаешь кто. Фордайс и его проклятая свора щенков.

— Откуда мне знать? Я отправилась в постель, как только Данла приготовила мне молочную ванну и уложила мои локоны.

Один глаз невинно уставился на него, как всегда сквозь спутанные волосы. Гарет вытащил веточку из ее косм.

— Что это, новая мода? — Его взгляд уперся в ее ноги, высунувшиеся из-под одеяла. Их подошвы были так же черны, как грязная туника, которую она не снимала со вчерашнего дня. Она хотела подобрать ноги под одеяло, но он схватил большой палец ее ноги и с силой крутанул его.

Марли взвыла от боли.

— Где? — требовал Гарет.

Она била по его плечам ладонями, пока он не отпустил палец.

— Что тебя так беспокоит, куда подевался Линдсей Фордайс? Ты мог бросить его в темницу вчера вечером, если бы хотел получить от него публичное признание. Но вместо него ты стал терзать Ровену.

В нем было достаточно благородства, чтобы покраснеть при этих словах.

— Я должен был наказать ее за дерзость. Фордайс же наглотался столько эля, что не протянул и пару часов. Он был уже хорош, когда я поднимался наверх.

— Так же, как и ты сам. Гарет пропустил это мимо ушей.

— Если бы не твое проклятое вмешательство, он спокойно проспался бы. Тогда я вытянул бы из него все.

— Ты ничего бы не вытянул. Ты же слышал его. Он едва помнит, что когда-то был рыцарем нашего отца.

— Мы оба знаем, что он лжет. — Косматая голова Гарета приблизилась к ней, и, понизив голос, он продолжал: — Если ты не скажешь мне, где они, клянусь, я выдам тебя за Блэйна. Пусть священник не хочет приходить в Карлеон, так я сам притащу его сюда. Блэйн, с его чудесным характером, будет рад случаю укротить тебя.

Марли с яростью втянула воздух, но Гарет хорошо знал ее повадки и успел наклонить голову, прежде чем ее рука просвистела по направлению к его челюсти. Он поймал ее кулак.

— Так огласить мне в деревне радостную весть о твоем скором бракосочетании? Или ты предпочтешь сказать мне, куда упрятала Фордайса.

Марли яростно глядела на него.

— Хромоногий петушок поскакал домой.

Гарет оставил ее и направился к двери. Марли, уткнувшись в колени, сказала приглушенным голосом:

— Не догоняй щеночка, Гарет.

Гарет замер на месте.

— Что ты сказала?

Марли подняла голову. Гарет повернулся к ней побелевшим лицом. Марли поняла, что совершила ужасную ошибку, но сказанного уже нельзя было вернуть.

Лицо Гарета исказилось от боли и растерянности.

— Ты позволила ему взять с собой Ровену?

Марли могла вынести все, кроме горя на лице своего брата. Огромным усилием, которого он не заметил, она изобразила ухмылку.

— Она просила передать тебе послание. «Смягчи удар, — сказала она, закатываясь своим звенящим смехом. — Скажи, что я никогда ему не принадлежала».

В наступившей тишине слышалось лишь дыхание Гарета. Со смешанным чувством удовлетворения и раскаяния Марли наблюдала, как холодная маска гнева вновь опустилась на лицо Гарета.

Руки его сжались в кулаки.

— Когда я доберусь до нее, у нее не останется никакого сомнения, кому она принадлежит.

Марли положила голову на свои сплетенные руки.

— Тебе стоило подумать об этом до того, как она убежала от тебя. Черноглазый ублюдок в ее животе постоянно освежал бы ее память. — Марли наблюдала за ним, сощурив глаза, ожидая проклятия или, может быть, удара. Но неожиданно задумчивый взгляд его глаз испугал ее. Она перекатилась на бок, притворно изображая безразличный зевок.

— Скажи Данле, если она потревожит меня до вечера, я снесу ей голову.

— А-а, сон невинности. Не беспокоят уколы совести?

— Я давно говорила тебе. У меня нет совести.

— Вот теперь, — сказал Гарет, — я должен согласиться с этим.