— Да, да, все понял. Да.

Ефим кивнул. Повернулся и протянул мне руку. Я пожал ее. Он посмотрел мне в глаза. У него они были как жидкие сапфиры и напомнили мне о пламени свечи, исчезающем под тающим воском.

— Как тебя зовут, друг?

— Патрик.

— Патрик. — Он прижал ладонь к груди. — Ефим Мольковский. Это — Павел Решнев. Кто такой Кирилл, ты знаешь?

Уж лучше бы я не знал.

— Подозреваю, ты имеешь в виду Кирилла Борзакова.

Он кивнул:

— Очень хорошо, дружище. А кто такой Кирилл Борзаков?

— Чеченский бизнесмен.

Снова кивок:

— Бизнесмен, да. Очень хорошо. Но он не из Чечни. Если ты славянский бизнесмен в этой стране, все сразу думают, что ты чеченец или… — Он сплюнул на ковер. — Или грузин. Но Кирилл — мордвин, как и мы с Павлом. Девчонку мы заберем.

— Что? — сказал я.

Павел прошел через столовую и схватил Софи. Она не закричала, хотя и заливалась слезами. Дрожащими руками она махала у головы, словно пыталась отогнать ос.

Павел все это время держал одну руку в кармане своего пальто.

Ефим щелкнул пальцами и протянул ко мне ладонь:

— Давай сюда.

— Пардон?

Свет у него в глазах потух.

— Патрик. Чувак. Ты вроде умный, вот и не дури. — Он пошевелил пальцами. — Давай сюда пистолет, который у тебя в левом кармане.

Софи сказала:

— Отпусти меня, — но никакого убеждения в ее словах не было, только покорность судьбе и слезы.

Павел развернулся в мою сторону — рука в кармане, — настороженно ожидая инструкций. Если бы Ефим чихнул, Павел бы засадил мне пулю в мозг прежде, чем кто-нибудь успел сказать: «Будь здоров».

Ефим снова пошевелил пальцами.

Держа рукоятку двумя пальцами, я вытащил пистолет из кармана пиджака и протянул его Ефиму. Тот засунул его себе в пальто и чуть поклонился мне:

— Спасибо, чувак. — Он обернулся к Кенни: — Мы ее забираем. Может, заставим ее сделать нам еще одну. Может, испытаем новый пистолет Павла на ней. Дырок навертим новых, да?

Софи взвизгнула сквозь слезы. Звук получился сдавленный и влажный. Павел прижал ее к себе поплотнее, но в остальном казался совершенно незаинтересованным.

— В любом случае, — сказал Ефим Кенни и Хелен, — она теперь наша. Ваша она больше никогда не будет. Найдите другую девчонку. Найдите собственность Кирилла. Вернете ее к пятнице. И не обосритесь, мать вашу.

Он щелкнул пальцами, и Павел проволок Софи мимо меня, мимо Хелен и мимо скользящей стеклянной двери.

Ефим ткнул кулаком мне в плечо:

— Удачи тебе, друг. — На пути из столовой он снова схватил Хелен, снова сжал ее лицо в своих ладонях и снова припечатал ей лоб поцелуем. Снова отпустил ее, толкнув назад. В этот раз Хелен приземлилась на задницу.

Не оборачиваясь, он поднял палец и произнес:

— Не делай из меня вруна, Кенни. А то я из тебя сделаю кое-что похуже.

А затем они исчезли. Через несколько секунд до нас донесся звук заведенного мотора, и я подскочил к окну, успев заметить, как «додж рэм» подскакивает на горках песка на заднем дворе.

— Еще один пистолет у тебя есть? — спросил я.

— Что?

Я взглянул на Кенни:

— Другой пистолет есть?

— Нет, а что?

Разумеется, он врал, но спорить у меня времени не было.

— Ну и скотина ты, Кенни.

Он пожал плечами и прикурил сигарету, а затем крикнул «Эй!», когда я схватил с гранитной кухонной стойки его ключи и выбежал на улицу.

На подъездной дорожке был припаркован желтый «хаммер». Наглядная иллюстрация того, Почему Детройт Провалился. Абсолютно бесполезная машина, жрущая столько бензина, что, наверное, даже султану Брунея было бы стыдно садиться за ее руль. И мы еще удивлялись, когда «Дженерал моторе» пришел просить денег.

С полминуты, пока я забирался в кабину, я видел «додж рэм» — скачущий по кочкам, ныряющий в низины и тут же выныривающий обратно. За рулем, судя по светлым волосам, сидел Павел. Проехав поле, они свернули на восток, к въездным воротам, и скрылись из виду. Впрочем, у меня был пятидесятипроцентный шанс, что они направятся к Первому шоссе. Выбравшись наконец с Шервуд-Форест-драйв на бульвар Робин Гуда, я заметил следы шин, указывавшие, что они свернули к Первому шоссе. Я вдавил педаль газа, насколько мог, хотя и не хотел мчаться слишком быстро — еще не хватало перестараться и въехать им в зад. Почти так и получилось. Взобравшись на горку, я заметил, что их машина стоит у подножия, на светофоре, рядом с почтовым отделением и небольшим продуктовым магазинчиком. Не поднимая головы, словно я сверялся с лежащей на соседнем сиденье картой, я постарался сбросить скорость, не привлекая к себе особенного внимания. Впрочем, пытаться не привлекать к себе внимания, сидя в желтом «хаммере», — все равно что пытаться остаться незамеченным, зайдя голышом в церковь. Когда я снова поднял голову, свет на светофоре поменялся на зеленый, и «додж» рванул вперед с приличной, хотя и не головокружительной скоростью.

Через милю они достигли Первого шоссе и свернули на север. Я подождал тридцать секунд и повернул туда же. Машин на дороге было немного, но все же она не совсем пустовала, поэтому я без особого труда пропустил вперед несколько автомобилей и перестроился за две полосы от них. Когда пытаешься незаметно следить за кем-то, сидя в канареечного цвета «хаммере», любой трюк сгодится.

Против русских попер бы только самоубийца. А я любил жизнь. Очень. Поэтому я не планировал ничего особенного — проследить за ними, выяснить, куда они отвезут Софи, а затем, выяснив адрес, позвонить в полицию. Больше ничего.

И своей жене я сказал именно это.

— Отстань от них, — сказала она. — Сейчас же.

— Я же не на хвосте у них сижу. Между нами пять машин, я в двух полосах от них. И ты знаешь, какой я мастер слежки.

— Знаю. Но они могут оказаться еще лучше. И к тому же ты за рулем желтого, блин, «хаммера». «Хаммера», Патрик. Запиши номер, позвони в полицию и вали оттуда.

— Ты думаешь, у них машина официально зарегистрирована, да? Не говори глупостей.

— Это ты не говори, — ответила она. — Это ребята придают новое значение слову «опасность». Бубба считает, что с русской мафией связываться себе дороже.

— Как и я, — сказал я. — Я только наблюдаю. Эндж, они похитили подростка.

В этот момент откуда-то издалека в трубке послышался голос моей дочери:

— Папа, привет!

— Хочешь с ней поговорить? — спросила Энджи.

— Это удар ниже пояса.