Наташа(невероятно зло). А я, между прочим, не прошу вас вмешиваться!

Щеголеватый пожал плечами: ненормальные. И отошел.

Радио. Станция «Киевская».

Наташа. Пусти меня – я выйду.

Евдокимов. Я сказал: не выйдешь.

Наташа. А еще хорохорился: я вообще не ревную! Работа!.. А сам сидел весь красный, пятнами покрывался! Придумываешь ты из себя что-то, тоже сверхчеловек нашелся!.. Ну отпусти меня, ну я не хочу с тобой быть.

Евдокимов. Ну что ты… Ну не плачь… Не надо.

Наташа. А я не плачу.

Евдокимов. Ну, перестань, Наташка.

Наташа(сквозь слезы). А еще говорил… А сам…

Евдокимов. Ну, не плачь, милая.

Наташа. Я не плачу. А еще говорил: я твой друг… Какой ты мне друг, если ты так, с ходу поверил.

Евдокимов. Успокойся.

Наташа. Над другими смеешься. А сам смешнее всех. В миллион раз! Вот в миллион миллионов раз!

Евдокимов. Ты хочешь сказать, в миллиард?

Наташа. Все равно я с тобой не пойду никуда! И песня мне твоя не нужна. Ну пусти меня… Ну…

Евдокимов. Только ты не плачь.

Радио. Следующая станция «Добрынинская».

Наташа. Убери, пожалуйста, свои руки. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался… Интересно, когда я придумывала эту шутку… вот точно знала, что ты в нее поверишь! Боялась и знала!

Евдокимов. И ты ни с кем не целовалась?

Наташа(почти с радостью). Целовалась!

Евдокимов. Врешь.

Наташа. Клянусь!

Евдокимов. С кем?

Наташа. С летчиком!

Евдокимов. Зачем?

Наташа. Нужно было!

Евдокимов. Зачем нужно было?

Наташа. Этого ты не поймешь! За тысячу лет! Потому что ты эгоист! Понятно? Я его поцеловала… за то, что он человек Мы с ним два раза горели! Он – человек!.. И те, с кем мы горели, – тоже были люди! Я их привязала ремнями, и они сидели тихие, как огурчики! (В порыве уничтожения.) Все люди! Один ты эгоист! Отпусти меня!

Евдокимов. Нет. А я ремнями никогда не привязываюсь в самолетах. Ясно?

Наташа. Думаешь, смелый? Вот когда-нибудь тебя так шлепнет – ух! (Даже засмеялась от ярости.) Пусти!

Евдокимов. Ладно. Буду привязываться ремнями.

Наташа. Не смешно.

Евдокимов. Наташка, посмотри на меня.

Наташа. Не хочу я на тебя смотреть. И откуда ты такой появился?

Радио. Следующая станция – «Октябрьская»… Следующая станция – «Курская»… Следующая станция – «Комсомольская»…

Наташа(она немного отошла). Целое кругосветное путешествие.

Евдокимов. Может, выйдем?

Наташа(глядя на часы). Нет, почти ничего не осталось… Знаешь, я ужасно проголодалась от всех этих объяснений. Ненавижу объяснения…

Евдокимов. Ты хочешь уйти?

Наташа. Нет… У меня вчера была зарплата. Хочу пригласить любимого мужчину в ресторан.

Евдокимов. Спасибо.

Наташа. Хорошо быть мужчиной. Я бы, наверное, десять лет жизни отдала… чтобы быть мужчиной!

Аэропорт. Угол зала у окна. Здесь днем торговал буфет, но сейчас буфет закрыт. И оттого угол зала почти не освещен: он пуст и темен. Свет – только от фонаря из окна. Два пустых «стоячих» столика. Прислонясь к подоконнику, стоитНаташа, рядом у столика –Евдокимов. Методичный голос радиодиктора передает объявления.

– Вылет самолета, следующего рейсом пятьсот восемьдесят шесть, Москва-Хабаровск, задерживается на один час по техническим причинам. Прибывший рейсом шестьсот тринадцать Тбилиси – Москва пассажир Цихмиладзе! Просьба зайти в коммерческий склад… Пассажиры, вылетающие рейсом четыреста пятнадцать, Москва – Сочи, просьба пройти на посадку…

Наташа. Мне пора.

Евдокимов. Посмотреть, как ты будешь взлетать?

Наташа. Нет. Это будет не скоро…

Молчание.

Да, так и забыла рассказать… как я читала. Ты знаешь, я действительно очень мало читала. Я даже не думала… (Остановилась.)

Радио. Пассажиры, вылетающие рейсом Москва – Сочи, просьба пройти на посадку.

Наташа. Понимаешь, нам было очень легко… сначала… за это нужно расплачиваться. Дальше нам будет все тяжелее, тяжелее… потому что я хочу уважения. А я его, в общем, не заслужила… а я его хочу… потому что… ну я… я хорошо к тебе отношусь. Если бы я хуже относилась… я бы могла…

Молчание.

А сегодня я точно поняла… ты никогда не будешь… так ко мне относиться, как я хочу. Я всегда буду, в общем, чуть-чуть случайной…

Евдокимов. Ты дурочка… «в общем»…

Наташа. Ну вот, мы так все время: «Дурак, дурочка…» – и больше ничего не можем сказать.

Молчание.

А опыт… опасный?

Евдокимов. Чепуха. Прокрутим одну машину – и порядок.

Наташа. Я почему-то думала – опасный. Мне всегда лезут в голову какие-то глупые мысли…

Евдокимов. Когда ты вернешься, у нас как раз будет вечеринка… по случаю отъезда на «Альфу». Я тебя познакомлю с моими друзьями… Только не надо…

Наташа. Нет, нет, я не буду плакать. Я – все… Скажи только одну вещь: ну зачем я тебе нужна? Ведь тебе никто не нужен! Ты сам сильный!

Евдокимов(вытирая ей лицо). Ну что ты, Наташка.

Наташа. Молчи. Я все равно буду плакать, наверное… Просто есть дни, когда все время плачешь. Глаза на мокром месте.

Радио. Бортпроводницу Александрову Наталью Федоровну просят пройти к самолету.

Наташа. Дай я хоть немного попудрюсь. Что-то я вообще сегодня несдержанная. Опять погорела выдержка. (Вдруг.) Поцелуй меня… еще… еще, ладно?

Евдокимов(целует ее в мокрое лицо и шепчет). У тебя невероятные волосы. Я каждый раз удивляюсь, какие у тебя волосы.

Наташа. Тихо, Эла, тихо… На нас все время смотрят.

Евдокимов. Пусть смотрят. (Опять шепчет какую-то чепуху.) На нас целый день смотрят. На нас всю жизнь смотрят… У тебя абсолютно золотые волосы.

Наташа. Да, у меня лучшие волосы в СССР.