— Скорее! — поторопила Лилит.

Настя заставила себя сделать еще шаг. Книга вдруг налилась тяжестью и выскользнула из рук на каменную мостовую. Она почувствовала, что город не хочет отдавать книгу, не хочет, чтобы именно она отдала ее. И тогда, понимая, что теряет все — и жизнь тоже! — Настя с яростным отчаянием самоубийцы замахнулась мечом и вонзила его в книгу. Острый клинок вошел в нее мягко, как в плоть. Страшный вой и сокрушающий вихрь поднялись на площади, но девушка не отрывала глаз от книги — на обложке возле клинка проступило багровое пятно, которое, пульсируя, выросло в лужицу, а потом что-то, похожее на кровь, полилось потоками на камни мостовой. Настя робко посмотрела вокруг: поднялся вихрь, серый, туманный, и только крепко держась за меч, она смогла устоять на ногах. Книга начала распухать, увеличиваться, менять очертания, она словно обрастала плотью. Вскоре у ног Насти вместо книги лежала девушка с картины, пронзенная мечом. Кровь полилась у нее изо рта, с шипением забурлила, вены вздулись, кожа стала серой. Еще мгновение, и вихрь втянулся в нее, унося все рогатое, когтистое и зубастое демоническое воинство, а девушка с картины сморщилась, превратилась в мумию старой ведьмы с белыми волосами и рассыпалась в прах.

Площадь опустела. Остались только Настины друзья. Кто-то лежал, кто-то вставал, но все они были живы.

Граф Виттури тяжело поднялся. У него был тяжелый свинцовый взгляд. Настя поняла, какой он видит ее: в порванной одежде, перепачканной, с покрасневшими от дыма и слез глазами.

— Пора возвращаться домой, — просто сказал граф и взял девушку за руку, осторожно отцепив ее сведенные нервной судорогой пальцы от рукояти меча. Облегчение нахлынуло волной, плечи опустились, она расплакалась и спрятала лицо на груди у графа. Тот помедлил, прежде чем, встретившись с Цезарем взглядом, неловко положить руки ей на плечи и мягко отодвинуть от себя.

Иной город отпустил Настю безболезненно и легко. Словно она сделала все, что он хотел.

Возвращение было тяжелым. Мало того что Настя болезненно переживала расставание с графом, так еще и город встретил их холодом и дождем.

Она с трудом принимала повседневную реальность — спокойную, размеренную, распланированную и предсказуемую. Официально дело о пропаже картины было закрыто, новых заданий не поступало. Настя продолжила слушать лекции Цезаря и тренироваться с Диего. Пепе оказался единственным, кто заметил в ней перемену.

— Что стряслось с тобой, дочка? — обеспокоенно спросил он, когда девушка надевала фартук. — Ты словно пребываешь в другом месте.

— Возможно, так оно и есть. — Настя задумчиво перебирала чашки. Хотелось рассказать хоть кому-то, как ее тянет к графу, но она понимала, насколько по-детски это прозвучит. Как объяснить, что это вовсе не влюбленность, а тяга — словно они своими душами играют в перетягивание каната и ее душа уже наполовину в его руках? Как описать, что яркое появление в ее жизни этого сумрачного незнакомца ослепило, а то, что он столько раз спасал, прикрывал, заботился о ней, лишь укрепило возникшую привязанность? И хотя после возвращения из Иного города они больше не виделись, Настя ни с кем не могла поговорить о графе и разрешить свои вопросы. Кто он? Почему он так молод, властен и богат? Что за комната с зеркалами в подвале его палаццо? Как объяснить, откуда в графе столько силы, проницательности и обаяния? Почему она не может обсудить графа Виттури с Цезарем и остальными ребятами? Они словно возвели стену, за которую девушка не может заглянуть. Почему столько нераскрытых и невыясненных обстоятельств, столько недомолвок, которые бесят и лишают доверия к агентам. И почему именно она, по выражению Диего, как-то связана с этой историей?

Такое не обсудишь с мамой по телефону или с Пепе за чашечкой кофе, а со временем все придется распутывать самой. Или просто жить дальше. Вряд ли они с графом увидятся до следующего бала.

— Знаешь, Настя, думаю, тебе пора немного отвлечься, выбросить из головы все, что произошло. В конце концов, дело закрыто, надо уметь отдыхать. — Диего делал растяжку после бега. Настя старалась повторять за ним. Они стояли на пасео, выложенной плиткой широкой дорожке вдоль берега для прогулок и бега. Мимо шли туристы, проносились делающие утреннюю пробежку бегуны. Воздух был по-зимнему холодным и соленым, море серым и грустным. До них долетал шум волн.

— Сложно выбросить из головы не поддающиеся нормальному объяснению вещи, которые стали случаться со мной после знакомства с агентством.

— Я не уверен, что странные вещи в твоей жизни стали происходить именно после знакомства с агентством, иначе сложно объяснить, почему за тобой следили и следят.

— До сих пор? — Настю передернуло.

— Да. Но теперь иначе. Иногда это люди, не твари.

— Полегчало.

— Не иронизируй. Лучше задумайся, почему они следят за тобой.

— Я подозреваю, что что-то произошло в мой первый день в Барселоне. — Настя рассказала Диего о том, как ее пытался ограбить мальчишка в кафешке на Пасео-де-Грасия. Тогда она не поняла, что мальчик — призрак, ведь в ее восприятии воришка был живым. И частое сердцебиение, и плохое самочувствие она списала тогда на расстройство из-за происшествия. Лишь после контакта с Исабель и художником, почувствовав то же самое, только сильнее, вспомнила о мальчишке. Изумление и легкое презрение посетителей кафе теперь можно было объяснить тем, что в их понимании она вела себя как городская сумасшедшая.

Диего внимательно слушал.

— Возможно, мальчишка и сейчас промышляет мелким воровством. Интересно его поймать, — заметил он.

— Но как, будучи призраком, он может брать вполне реальные и материальные вещи?

— Тема призраков весьма туманна. Никто не изучал их природу. Займешься как-нибудь и напишешь докторскую диссертацию на эту тему.

— Еще этого не хватало! С другой стороны, если подумать, Исабель брала мой платок, а художник вполне реально двигал моей рукой, — задумалась Настя. — Возможно, и картину украли призраки?

— Из галереи? Возможно… — Диего улыбнулся. — Такой ты мне нравишься больше: ты загорелась азартом и жаждой новых действий.

Настя засмеялась:

— Да, хватит грустить, давай попробуем отыскать этого воришку!

Джонни вернулся в Барселону вместе с остальными. Граф Виттури не освободил его от задания после того, как книга была уничтожена. Он пригласил парня в свой кабинет ночью, после похода в Иной город, накануне возвращения агентов в Барселону. Все уже спали, в палаццо было тихо.

Джонни вошел вслед за лакеем. Граф сидел при свете свечей и горящего камина. Огненные всполохи играли на его лице, отчего оно казалось зловещим. Впечатление сгладилось, когда глава агентства поднял голову и жестом пригласил Джонни сесть в кресло напротив.

— В доме непривычно людно, — сказал граф, словно извиняясь, что пригласил Джонни в кабинет, а не в гостиную.