– Дело не только в твоем брате. – Линдси поднялась и вытянула руки над головой. – Ты вообще смотришь рекламу? Весь мир оценивает людей по внешности.

Мы направились к машинам. Когда я прощалась с Линдси, она внезапно меня обняла. Я знала, что она не большая любительница телячьих нежностей, поэтому улыбнулась.

– А это за что?

– За то, что тебе не наплевать, – ответила она. – В отличие от многих здесь.

Затем она помахала мне рукой, забралась в свой темно-синий хетчбэк и уехала. Сейчас на стоянке было только два фургона, и я невольно задумалась, где остальные. Отправились за кофе? Ждут у здания суда, когда дела Грега и Рэнди определят в какую‐нибудь инстанцию? Опять дежурят в трейлерном парке? Уже заведя мотор, я на пару секунд замерла, а потом развернула автомобиль. Я даже не осознавала, куда еду, пока впереди не показался поворот на Корал-Крик.

Я НЕ СОБИРАЛАСЬ ВЛАМЫВАТЬСЯ. Честное слово. Просто, уже потянувшись к звонку, заметила, что входная дверь не прикрыта до конца. Машины Лиэнн на дорожке не было – видимо, уехала на работу.

Без инопланетного ночного сияния мобильная деревня Корал-Крик казалась куда потрепаннее. В резком свете субботнего полдня дом Стейси по‐прежнему оставался самым опрятным на улице, но теперь он тоже выглядел поношенным – словно прилагал невероятные усилия просто для того, чтобы удерживаться в вертикальном положении; словно хватило бы малейшего дуновения ветерка, чтобы превратить всю конструкцию в кучу фанерных щепок и пыли.

На этот раз мне удалось увидеть обитателя соседнего двора. В зеленом пластиковом кресле, рядом с грудой покрышек, сидел пожилой афроамериканец. Он читал книгу, а знакомый доберман посапывал у него в ногах. Когда я подошла к маленькой белой калитке, старик улыбнулся и помахал мне в знак приветствия. Пес остался лежать неподвижно, но распахнул глаза и принялся следить за каждым моим движением – словно заколдованный портрет в замке с привидениями. Я улыбнулась мужчине, быстро откинула засов, нырнула во двор и тщательно прикрыла за собой калитку – как будто эти хлипкие досочки смогли бы защитить меня от добермана, вздумай он попробовать мое филе.

Поднимаясь по ступеням крыльца, я услышала шум бегущей воды. Что бы ни побудило меня сюда вернуться, я по той же причине обязана была держать себя в руках. Когда я увидела незапертую дверь, то толкнула ее без малейших колебаний и задних мыслей. После чего зашла внутрь, словно к себе домой, и придержала внешнюю дверцу-сетку, которая норовила стукнуть меня по спине.

Я стояла на островке линолеума, покрывавшего порог. За ним начинался мохнатый жесткий ковер цвета маминого чили. Не знаю, как я представляла себе обстановку трейлера, но внутри домик Стейси оказался таким же ухоженным, как и снаружи. Никаких тебе грязных контейнеров или завесы сигаретного дыма. Никто не варил амфетамин на скромной кухоньке, располагавшейся по правую руку от входа.

Из дальнего конца коридора – сквозь журчание воды – доносилась музыка. Видимо, Стейси принимала душ. Решение было очевидно. Я ее дождусь. Я сумею убедить ее, что не одна из этих. Я просто хочу узнать правду. Для этого нам не нужно быть лучшими подругами. Не нужно даже, чтобы она мне верила. Я пришла за правдой, вот и все.

Воодушевленная своим планом, я поддалась странному порыву: обошла гостиную, словно детектив в поисках улик. Выдвинула ящик дубового стола, который притулился рядом с диваном, укрытым лоскутным пледом, и тщательно проинспектировала содержимое. Пульт от телевизора. Россыпь мелочи. Мятная жвачка. Я задвинула ящик обратно. При этом он надрывно заскрипел, и я примерзла к месту с бешено стучащимся сердцем. Я оглянулась на дверь ванной, но все было тихо. По-прежнему журчала вода. По-прежнему играла музыка.

Я глубоко вздохнула, а затем медленно, бесшумно выдохнула. Что ты делаешь, Кейт? Что я вообще надеюсь здесь найти? Сейф с папками, набитыми секретными документами? Рукописную хронику произошедшего, озаглавленную «Вечеринка у Дуни: Часть первая»? Я красочно вообразила, как Стейси в полотенце и с мокрыми волосами выходит из душа и натыкается на незваного гостя. Она взвизгивает от неожиданности; разумеется, добрый сосед с доберманом бросаются ей на помощь. Следующая картина – как я лежу на больничной каталке и пытаюсь объяснить полиции, Бену и родителям, почему лишилась пары конечностей в трейлере у Стейси Сталлард. Слоан Китинг склоняется сверху с гаденькой ухмылочкой, а над плечом у нее маячит камера оператора, который фиксирует каждое мгновение этой бесславной истории. Бред да и только.

Я повернулась, чтобы уйти. И замерла, увидев в дальнем углу гостиной дверь в спальню – Стейси, судя по всему. В глаза бросилось пурпурное стеганое одеяло с вышитыми на нем облаками и звездами. Наверное, Стейси укутывалась им, еще когда была маленькой девочкой. Но мое внимание привлекла не кровать, а стены. Полуденное солнце струилось сквозь белые занавески, наполняя всю комнату мягким золотистым сиянием. Я открыла дверь до конца и шагнула внутрь.

Все вертикальные поверхности были покрыты птицами. Множеством листов с аккуратными, детализированными набросками по центру. Ни одна из карандашных пичуг не сидела спокойно: клювы сжимают веточки, крылья ловят воздушные потоки, хвостовые перья трепещут на ветру. Казалось, стены идут рябью от тысяч крохотных сердцебиений. В окружении их легко было поверить, что вся стая вот-вот снимется с места и поднимется в небеса, увлекая за собой спальню – этот потрясающий заповедник искусства – и случайно оказавшуюся в ней меня.

Я медленно повернулась по кругу, с открытым ртом разглядывая сов и соек, воробьев и малиновок, скворцов и жаворонков. Сотни замысловатых, тщательно прорисованных перьев, пестрых крыльев и блестящих глаз будто сияли изнутри собственным светом. Наконец мой взгляд остановился на картине над кроватью. Именно этот набросок я заметила из гостиной. По размеру он был больше прочих, и я немедленно поняла, кто для него позировал. На меня смотрел ястреб со школьной парковки. Выписанный так точно, что рисунок казался черно-белой фотографией птицы, которую я видела из окна класса геологии. Я почти ощущала ветер в его перьях.

Портрет удался Стейси безупречно. В нем чувствовались не только любовь и усердие. Простой карандаш каким‐то чудом ухватил грубую мощь крыльев. Было в нем и кое‐что еще: тоска, которую я услышала в голосе Стейси много лет назад, когда спросила, почему она так любит птиц. Потому что они могут летать, глупышка.

– Какого черта ты тут делаешь?!

Стейси застукала меня на месте преступления – именно так, как я и боялась. Обернувшись, я увидела ее в дверях – замотанную в голубое полотенце, с распущенными мокрыми волосами. В маленькой Стейси, которая смотрела на птиц из моего окна, было что‐то мечтательное; головой она витала в облаках. Эта Стейси обеими ногами прочно стояла на земле трейлерного парка. Никаких облаков. Сплошные колючки.

– Прости. Дверь… была открыта… И я… – Слова не шли на ум, объяснение не клеилось.