Победа под Нарвой была важна для России и в стратегическом, и в психологическом отношении. Она не только обезопасила Петербург от возможного нападения с запада – она воспринималась как реванш за поражение, понесенное четыре года назад на том же самом месте. Она доказала, что новая армия Петра – это уже не прежняя толпа необученных крестьян. Огильви говорил, что находит русскую пехоту ничуть не хуже немецкой, и он же как-то заметил Уитворту, что «никогда не встречал нации, которая более умело обходилась бы с пушками и мортирами». Радостное известие о победе Петр послал Августу, Ромодановскому и Апраксину. Через четыре месяца Петр вернулся в Москву, и ее мостовые вновь задрожали от тяжелой поступи победного парада. Петр во главе своих войск проехал под семью триумфальными арками; замыкали шествие 160 пленных шведских офицеров и пятьдесят четыре трофейных знамени.

* * *

Победы, которые Петр одерживал на Балтике, не слишком тревожили Карла. Он не сомневался в том, что со временем без труда рассеет армию Петра и отвоюет захваченные Россией шведские земли. Гораздо больше его беспокоило то, что его победы в Польше не принесли решающего политического успеха. Август не признавал себя побежденным и не собирался отрекаться от польского трона, да и польский сейм не выказывал намерения принудить его к отречению. Вместо того чтобы положить войне конец, победа над Августом под Клишовом стала лишь началом затянувшейся на долгие годы кампании, в которой шведские войска бесплодно преследовали саксонцев по широким польским просторам. Большая страна с населением в восемь миллионов человек попросту была слишком велика и для шведской, и для саксонской армии, численность каждой из которых не превышала 20 000: они могли контролировать только ту территорию, где в данный момент находились сами.

Политически безрезультатные 1702–1706 годы, проведенные в Польше, стали для Карла временем величайшей военной славы и героических деяний, о которых слагались легенды. Рассказывали, например, что осенью 1702 года, после победы под Клишовом, Карл в сопровождении 300 всадников подъехал к воротам Кракова и громко вскричал: «Открыть ворота!» Командир гарнизона слегка приоткрыл створку и высунул голову, чтобы посмотреть, кто там кричит. Карл тут же ударил его по лицу рукоятью плети, шведы ворвались в ворота, и перепуганный гарнизон сдался без единого выстрела.

Война несла с собой неизбежные тяготы для поляков. Вводя войска на территорию Польши, Карл обещал, что не потребует с населения больше, чем необходимо для содержания армии, но не прошло и трех месяцев, как он нарушил свое обязательство. После того как польские войска приняли участие в битве под Клишовом на стороне Августа, Карл решил в отместку полностью обеспечивать шведскую армию за счет населения страны. Из одного только Кракова шведы всего за три недели выжали 130 000 талеров, 10 000 пар сапог, 10 000 фунтов табаку, 160 000 фунтов мяса и 60 000 фунтов хлеба. Все глубже увязая в войне, Карл отдавал своим генералам все более суровые приказы: «Поляков должно или уничтожить, или принудить присоединиться к нам».

Под Краковом с Карлом приключился несчастный случай, после которого он остался хромым до конца дней. Во время кавалерийских учений его конь зацепился ногой за веревку, закрепляющую палатку, и упал вместе со всадником. Карл сломал левую ногу выше колена, кость срослась не слишком удачно, и одна нога оказалась короче другой. Прошло несколько месяцев, прежде чем король смог снова сесть в седло, и поэтому, когда в октябре армия выступила из Кракова на север, Карла несли на носилках.

Год проходил за годом, принося Карлу новые битвы и новые победы, но до победоносного завершения войны было все так же далеко. А в это самое время одерживались и другие победы: русские осадили и взяли Шлиссельбург, установили контроль над всем руслом Невы, основали на Финском заливе город и порт, разгромили шведский флот на Ладожском и Чудском озерах, вконец опустошили плодородную шведскую Ливонию, угнали в неволю множество шведских подданных, захватили Дерпт и Нарву. Успехи русских вызвали поток отчаянных жалоб: к королю обращались и жители балтийских провинций, и шведский риксдаг, и генералы, и даже его сестра Хедвига София. Все умоляли короля покинуть Польшу, повернуть на север и спасти балтийские земли. «Для Швеции это гораздо важнее, чем решать вопрос, кому сидеть на польском престоле», – убеждал Карла его первый министр Пипер.

Всем им Карл отвечал одинаково: «Хотя бы мне пришлось оставаться здесь пятьдесят лет, я не покину эту страну, покуда Август не будет низложен». «Я бы немедленно помирился с Августом, если бы можно было положиться на его слово, – говорил Карл Пиперу, – но как только мы заключим мир и выступим на Москву, он возьмет у русских деньги и ударит нам в спину, и тогда мы окажемся еще в худшем положении, чем сейчас».

В 1704 году события в Польше стали разворачиваться в пользу Карла. Он овладел укрепленным городом Торном (Торунь), в котором находилось 5000 саксонских солдат. Видя полное бессилие Августа и понимая, что Польша останется полем боя, пока саксонский курфюрст занимает ее престол, сейм официально объявил короля низложенным. Первоначально Карл прочил на престол Якуба Собеского, сына прославленного польского короля Яна Собеского. Но тот был предусмотрительно похищен агентами Августа и содержался под арестом в одном из саксонских замков. Поэтому Карл остановил свой выбор на двадцатисемилетнем польском магнате Станиславе Лещинском, который не выделялся блестящими способностями, но зато поддерживал шведского короля.

Избрание Станислава проводилось поспешно и бесцеремонно. На избирательный сейм, который должен был собраться 2 июля 1704 года на поле близ Варшавы, явилась жалкая горстка депутатов. На расстоянии мушкетного выстрела от места выборов стояли шведские солдаты, прибывшие под предлогом «защиты» выборщиков, а заодно и затем, чтобы те «не говорили, чего не следует». Предложенный Карлом кандидат был провозглашен польским королем.

Низложение Августа было единственной целью вторжения Карла в Польшу, и теперь поляки и шведы надеялись, что король наконец обратится против России. Но Карл еще не был готов покинуть Польшу. Папа не признал Станислава королем, пригрозил отлучением всем, кто принимал участие в его избрании, за то, что действовали по указке короля-протестанта. Почти никто из влиятельных польских магнатов на избирательный сейм не явился, и поэтому положение Станислава было весьма шатким. Учитывая все это, Карл решил остаться со своим ставленником, пока тот не будет коронован. Станислав короновался более года спустя, 24 сентября 1705 года, но обстоятельства его коронации, как и избрания, только укрепили позиции тех, кто не желал признавать его монархом. По древнему обычаю польские короли всегда короновались в Кракове, а Станислав был коронован в Варшаве, поближе к Карлу и шведской армии. Историческая корона польских королей осталась у Августа, который не признавал себя низложенным, – пришлось изготовить новую корону, скипетр и другие регалии, причем уплачено за них было из шведской казны. Карл присутствовал на церемонии инкогнито, чтобы не затмевать своего нового союзника. Но коронование шведского ставленника не добавило ему сторонников. Даже новая королева, жена Станислава, не чувствовала себя в безопасности в неспокойном королевстве мужа и предпочла поселиться в шведской Померании.