Я никого не осуждаю. Это нормально… Хотел было добавить: «Это пройдёт», — но нет. Не пройдёт. Никогда. Иначе мы тут все просто сдохнем.

У меня же ситуация более уникальная. От родителей я не сказать чтобы сильно завишу (мама, кстати, улетела-таки к отцу в Финляндию на следующий день после моего бегства; и я сам в Россию пока возвращаться не планировал), занятие по жизни у меня уже, в принципе, есть (посмотрим, конечно, насчёт «эфадины», но серий по-настоящему много, и толковому пилоту найдётся где приткнуться), так что… Могу попробовать повлиять ещё на что-нибудь этакое…

Я отошёл от окна, сел за стол, выключил комп, зажёг лампу и достал лист бумаги.

Я и в прежней-то жизни за новостями отнюдь не пристально следил, но, глядишь, чего и вспомню…

Так, что у нас там…

Кажется, теракт в Ницце — в праздник взятия Бастилии. Или на день позже? Не помню…

Тоже где-то в июле — попытка переворота в Турции. Нехилый замес будет, это точно никому не пойдёт на пользу.

Чёрт, это же всё будет как раз перед следующим этапом! Ладно, посмотрим…

Дальше. Август… землетрясение в Италии? Отметим…

Хм-м… Взрывающиеся «Самсунги» записывать? Наверное, стоит.

Октябрь… если правильно помню, ураган на Гаити.

Также осень… какие-то аресты в России. Не знаю подробностей, не вникал тогда — значит, ничего не смогу теперь. Да и не думаю, что в эту муть надо вмешиваться…

Декабрь. Тут всё яснее и печальнее. Теракты в Стамбуле и Берлине, убийство посла в Турции, крушение самолёта в Сочи.

Продолжим. Что у нас там в семнадцатом году будет?..

Через час я отложил карандаш и пробежался глазами по списку основных несчастий, которым предстоит случиться на планете вплоть до июня 2021 года, откуда («от когда» было бы сказать логичнее, но неправильно по грамматике) меня выкинуло на шесть лет в прошлое.

М-да… подборочка внушительная. Всё предотвратить явно не выйдет — тем более в одиночку и дистанционными методами. А со спецслужбами заигрывать… ну такое. Я бы не решился.

Вряд ли мир станет лучше, но… я хотя бы попытаюсь.

И от этой мысли защемило надеждой сердце.

В это же время, Люберцы

Квартирка была не очень большой, но уютной. Широкий диван напротив телевизора, прячущийся в углу шкаф с вещами; просторная и удобная кровать в другой комнате. Всё как у людей, но и видно, что для людей, а не ради какого-то абстрактного понимания порядка.

А решётки на окнах — это уже от людей. То, что «беглецам» здесь больше всего пришлось по душе.

Тиканье часов оглушало бы в безмятежной предутренней тишине. Стрелки показывали третий час ночи. Ещё полсотни минут — и небо на востоке начнёт светлеть.

Но Костя спал. Пусть даже скрючившись в неудобной позе, беспокойно, иногда всхрапывая, мотая бессознательно головой и что-то бормоча, — но спал. На диване, в «гостиной». Соня ушла на ночлег в другую комнату.

Это было вечером. А теперь…

Костю вывело из тревожного сна, как он понял, прикосновение. Сквозь веки удалось разглядеть лишь темноту — пятьдесят оттенков чёрного при задёрнутых тяжёлых шторах. Но контуры предметов постепенно стали очерчиваться перед глазами.

Программист осознал, что не спит. После стрессов прошедшего дня и недолгого отдыха побаливала голова и одолевала сонливость. По нужде не хотелось. Утро не наступило. Чем не повод закрыть глаза и уснуть вновь?

Чьи-то робкие пальцы продолжали лежать у него на плече — значит, он кому-то был нужен.

Костя зашарил вокруг, нащупал на табурете и надел очки. Осторожно дотронулся до руки, что так неуверенно и боязливо до него дотронулась.

— А, Сонь, это ты?.. — шёпотом спросил парень и зевнул. — Что-то случилось?

— Кость… мне страшно, — донёсся из сумрака ответный шёпот, и кожаная обивка слегка прогнулась под весом присевшей девушки.

Всё-таки Соня. Значит, никто чужой сюда ещё не добрался.

Костя привстал, завернувшись в найденное вечером в шкафу покрывало (стояла теплынь, поэтому спал он в одних трусах, сложив одежду на стул рядом с диваном), и спустил ноги на пол, сидя теперь плечом к плечу с подругой.

— Не бойся, — прошептал он и несмело приобнял Соню. — Мы выбрались, а значит, не всё потеряно.

— Гордея жалко…

Раздался всхлип.

Костя не отстранялся. Понимал, что минимальный телесный контакт необходим. В качестве утешения.

А попутно в голове всплывали корёжащие мозг картины их бесславного бегства с дачи.

Вот они втроём по очереди вылезают из дома через окно с противоположной стороны от того места, где Гордей видел подозрительный автомобиль. У каждого — сумка или рюкзак с долей еды, запасённой водой из колонки и личными вещами.

Вот, растянувшись цепочкой, идут к лесу. Впереди Костя, Соня — посередине, Гордей замыкает.

Буквально ниоткуда появляется тот самый джип и, продираясь сквозь кусты, останавливается неподалёку. Тройка к тому моменту бежит под защиту деревьев, подстёгнутая окриком айтишника.

Из машины выпрыгивают какие-то люди и бросаются вдогонку за «косогоровцами». Костя замечает краем глаза у них оружие.

Выстрел. Гордей кричит и падает наземь, схватившись за ногу. Соня тормозит и порывается на помощь другу, но того уже скрутили и потащили к джипу, да и Костя хватает подругу в охапку и тянет прочь…

Потом они вдвоём бегут через лес — в направлении, которое вычислили сообща перед выходом… К ближайшей дороге со стороны нужного им московского пригорода.

Погони на джипе нет: преследователям пришлось бы делать слишком большой объезд. Что тут сказать, — особенности топографии.

Добравшись до шоссе, двое голосуют и ловят-таки попутку до окраин столицы, а там уж доехать проблемой не становится…

Костя сжал зубы, вспомнив, что было следом.

Ключи обнаружились там, где и указал Гордей, — на дне почтового ящика. «Беглецы» ввалились в квартиру. Соня плакала и костерила программиста последними словами за то, что они бросили друга, который теперь был в лапах у противников. Затем ушла в «спальню» и хлопнула дверью, но ещё долго оттуда доносились рыдания. Наконец всё стихло.

Весь следующий день они не разговаривали — а сейчас сидели рядом почти в обнимку. Всё-таки похищение их друга обернулось настолько депрессивным и шокирующим, что все громкие эмоции быстро сгорели, уступив место унынию.

Соня уткнулась Косте в плечо и мелко вздрагивала, сдерживая плач. Рука айтишника лежала у неё на спине, и тот чувствовал тепло подруги сквозь тонкую майку, в которую та была одета.

Но Костя гнал от себя связанные с этим мысли: главным для него желанием было просто находиться рядом в этот трудный