Неделю спустя они покинули Ностелл. Эми, лишившись хозяйки после высылки Сары, предпочла сопровождать Изабеллу, чья служанка осталась в Ностелле, ибо выходила замуж за одного из садовников, и вакантное место после этого оказалось заполненным к обоюдному удовлетворению. Молодожены собирались навестить другое семейство вигов, пригласивших к себе Натаниела. То, что он приехал с невестой, прелестной дочерью покойного и уважаемого Генри Вудли, стало поводом к новым празднествам, и так продолжалось в каждом доме, который они посещали во время поездки по графству. Приближалась зима, путешествовать стало трудно и их пребывание в гостях затягивалось из-за капризов погоды. Те, кто в это время года решили остаться в своих сельских домах, были очень рады разнообразию, которое вносил приезд гостей, и, проявляя необычайное гостеприимство, делали все, чтобы паре Тренчей было уютно и весело. Рождество они провели на окраине Кэвуда в доме веселого вига Уильяма Марвелла, его жены, шести взрослых сыновей и дочери по имени Лоринда. Она и ее брат-близнец Оуэн были старше Изабеллы — обоим было по девятнадцать лет. Однако они были не самыми младшими, старшему исполнилось двадцать три года, причем все дети появились на свет в течение шести лет.

— Они появились быстрее, чем грибы после дождя, — заявил Уильям Марвелл, грубо хохоча. Видно, он повторял шутку, которая уже стала семейной. Здесь было много молодых людей, на вечеринки и танцы из соседних домов приходила молодежь. Для Изабеллы это стало самым веселым временем. В старом доме царили дружелюбие и смех, в каминах гудел огонь, щедрые пиры украшали дом семейства Марвеллов. Натаниел нашел такую щедрость утомительной и по мере возможности избегал ее. Изабелла обрадовалась, что его не оказалось рядом в разгар бурной игры, когда Оуэн обнял ее и крепко прижал к себе.

— Плати штраф — один поцелуй! — радостно потребовал он. Оуэн громко чмокнул ее под омелой. Изабелла пожалела о том, что это случилось, ибо в ней просыпались мучительные воспоминания о его жестком и сильном теле, упругих губах и магнетизме, который притягивает молодых людей друг к другу в подобных домашних ритуалах. Игра продолжалась столь же весело, что и прежде, и все прошло гладко, за что она благодарила судьбу. Ей не хотелось, чтобы малейшая тень упала на нее во время пребывания в доме Марвеллов, а когда сильный снегопад помешал им уехать, Изабелла считала подарком судьбы лишний день, проведенный в этом доме. Все вышли на крыльцо пожелать Тренчам доброго пути, когда началась оттепель и таяли сосульки, а дорога наконец стала пригодной для езды. Настроение Натаниела приподнялось, и Изабелле стало легче уехать. Уильям Марвелл обещал свою политическую поддержку, которая раньше отдавалась одному из соперников из партии вигов. Изабелла не сказала Натаниелу, что миссис Марвелл и Лоринда шепнули ей, будто они склонили чашу весов в его пользу. Хотя он сначала и говорил, как это хорошо для него, что она пошла в отца, ему вряд ли понравилось бы, если сообщить, что не он один выковал свою победу.

Со дня свадьбы она хорошо узнала его. Как бы Изабелла ни старалась, оставляя в стороне бесчувственность мужа, ей не удалось полюбить его больше, чем при первой встрече. Более того, между ними не было ничего общего, кроме интереса к политике. Их отношения строились на обсуждениях, спорах и политических планах, что было небольшим утешением для молодой и отзывчивой женщины. Он никогда и не ждал от нее проявления любви, не сомневаясь в том, что Изабелла выполнит супружеский долг, причем не знал да и был безразличен к тому, какие чувства она испытывает к нему. Он был сложным и трудным человеком, быстро гневался, не умел прощать, отличался неподкупностью и стоял выше мелких политических интриг. Именно стойкость вкупе со страстной верой в то, что власть в стране должна оставаться в руках землевладельцев, обеспечила ему крупную поддержку вигов, невзирая на отсутствие у него очарования и изящности. Изабелла, как и ее отец, верила, что избирательные права следует распространить на всех заслуживающих доверия людей, сколь бы скромными ни были их средства к существованию. Она надеялась, что со временем удастся склонить Натаниела встать на такую точку зрения, какой бы бесперспективной сейчас ни казалась эта цель, ибо при всех недостатках он внимательно прислушивался к ней, когда оба снова и снова вместе обсуждали эту тему. По этой причине Изабелла считала, что имеет право оказать ему искреннюю поддержку в политической кампании. Ей никогда не пришло в голову, что он проявляет острый интерес к тому влиянию, какое Генри Вудли оказал на свою умную дочь, лишь для того, чтобы больше узнать и лучше противодействовать идеалистическим целям покойника.

Для Изабеллы наступил радостный день, когда после многонедельной поездки Натаниел решил, что обрел достаточно важных сторонников в графстве и может возвращаться домой, чтобы провести там оставшееся до выборов время. Ей предстояло увидеть сельскую резиденцию предков Натаниела, и она с нетерпением ждала того дня, когда сможет устроиться под крышей, которую будет считать своей после столь долгих странствий из одного места в другое. Натаниел рассказывал ей о своем доме, парке и обширных землях, которые располагались близ Йорка, но она не догадалась о том, что он опустил одну подробность, которая повлияет на ее отношение к жизни в его доме. Он сделал это не умышленно. Он просто забыл сказать ей об этом и не стал бы ничего заранее менять до их приезда, если бы рассказал. Так что Изабелла прибыла в его дом, совершенно не зная, что обнаружит в нем.

Дело клонилось к угрюмому вечеру, когда они проехали через ворота имения. Насколько видел глаз, по обе стороны дороги простирался красивый зеленый парк, луг, где паслись овцы. На траве под дубами гуляли олени. Подъезд, извивавшийся крутой буквой S, давал возможность издали любоваться домом, окутанным дымкой акварельных тонов. Эта дымка поднималась со стороны реки, ставшей восточной границей парка. Когда показался дом, Изабелла была поражена его великолепием и прекрасными пропорциями. Он был построен во времена королевы Елизаветы из йоркширского известняка, который не казался холодным и серым, а излучал розовые и пурпурные оттенки в тех местах, где через плющ и глицинии проникал дневной свет. Изабелла подумала, как хорошо, что Натаниел не пожелал перестроить его в классическом духе, следуя нынешней моде, после чего столь много старых домов теряли свою индивидуальность. Строгие, естественные линии украшали резной камень на крыльце, что на нем могли бы разместиться с полдюжины экипажей. Повсюду блестели множество окон. Она полюбила этот дом с первого взгляда. Но отличительные черты характера его владельца здесь были ни при чем.

Все домочадцы, вне сомнения, предупрежденные каким-то заранее обусловленным сигналом, поданным из сторожки, высыпали из парадного входа и выстроились в два ряда по обе стороны широких каменных ступеней. Изабелла сразу заметила, что ливрейные слуги были подобраны по росту и телосложению, как это принято в приличных домах, их сизо-серые ливреи отличались безупречной чистотой, белые чулки были хорошо подбиты до колен — самолюбивые мужчины считали, что если нога недостаточно мускулиста, то надо сделать так, чтобы она казалась такой. По тщеславию большинство ливрейных лакеев превосходили своих хозяев. Служанки выстроились в два аккуратных ряда, на них были темные ситцевые платья и снежно-белые домашние чепцы и фартуки. Стало ясно — здесь выстроились очень дисциплинированные слуги, что делало честь авторитету дворецкого и домоправительницы. Те приблизились к новой госпоже и произнесли слова приветствий.