– Сны, – сказала Мария негромко. – Маленькие сны… Большие сны… Это очень большой сон, ребята! У нас будет интересный путь.

Она порылась в кармане брюк, достала что-то маленькое и блестящее.

Монетка.

Размахнувшись, Мария бросила монетку в реку.

– Хочешь сюда вернуться? – спросил Креч.

– Не хочу, но придется… – рассеянно сказала Мария. – Нет, тролль. Я всего лишь плачу за переправу.

Там, где упала монетка, вода вдруг забурлила. Ли одним движением сбросил с плеча карабин, но тут же вернул его на место.

Это была всего лишь лодка. Вернее сказать – каноэ. Маленькая, на одного человека, деревянная лодочка, всплывшая вверх днищем. Мгновение лодка горбом держалась на воде, потом перевернулась в нормальное положение – и медленно поплыла к берегу.

Разумеется, в ней никого не было. На абсолютно сухом дне лежало короткое однолопастное весло.

– Каждый платит за себя, – сказала Мария и забралась в лодку.

Ее симулякр тоже опустила руку в карман – и бросила монету в воду.

Григ посмотрел на Второго. Спросил:

– У тебя есть чем заплатить?

– За себя – да, – невозмутимо ответил симулякр и продемонстрировал металлический рубль.

Это что же получалось – Клиф знал, с чем они столкнутся, и снабдил симулякров монетами? Вероятно, да. Вероятно, он знал очень и очень многое, о чем не стал предупреждать своих посыльных…

Из чувства противоречия Григ приснил и достал из кармана коллекционный «олимпийский» рубль из чистого серебра, швырнул в реку. Вода забурлила.

– Скажите, пожалуйста, а фартинга хватит или бросить полпенни? – спросил Август-Роберт.

Как ни странно, лодочка оказалась устойчивой. Григ несколько секунд стоял, примеряясь грести, но короткое весло не позволяло изображать венецианского гондольера. Тогда он сел, вытянув ноги и ощущая себя персонажем фильма про индейцев.

Течение было таким слабым, что даже его небольшого опыта гребли хватало, чтобы удерживать лодку у берега. Рядом шлепались в воду монеты. Последними, к удивлению Грига, бросили монеты (увы, он не разглядел, какие) Креч и его симулякр.

– Креч, ты уверен? – спросил Григ, наблюдая, как тролль заносит ножищу над каноэ.

– Да! – рявкнул тролль и шагнул.

Григ невольно прищурился, ожидая всплеска, брызг и неизбежной ругани.

Но хрупкое суденышко приняло огромного тролля с такой же невозмутимостью, как и худенького Августа-Роберта. Креч опустился на дно, повертел в руках весло, отбросил. И стал загребать в две руки, отводя каноэ от берега.

– Встречаемся на том берегу! – сказала Мария. Тут же уточнила: – Если ты не против, Григ.

– Ну что ты, что ты! Спасибо, что спросила! – едко отозвался он. – Встречаемся на том… Подожди, надо держаться вместе!

– Здесь не получится! – непонятно ответила женщина. – Эту реку каждый переплывает в одиночку.

Несколько гребков – и ее каноэ пулей понеслось от берега. Следом отправилась ее симулякр. Григ нахмурился и заработал веслом, бросив Второму:

– Не отставай!

Весло, казалось, само гнало лодку через реку. Но, к удивлению Грига, каноэ Марии и каноэ ее симулякра продолжали стремительно удаляться.

– Держитесь все вместе! – крикнул Григ, оборачиваясь.

И замер.

Берег был далеко. Исчезающе далеко – легкая тень на горизонте, то ли стена тумана, то ли гряды облаков. Где-то позади угадывались точки других каноэ – но разобрать, где его спутники, где Второй, уже было невозможно. Ругаясь себе под нос, Григ торопливо развернул лодку, взмахнул веслом – но ничего не произошло. Лодка стояла, будто ее крепко держали невидимые руки.

– Вот же гадство какое… – прошептал Григ. Начал табанить, разворачивая лодку обратно.

Теперь не было видно и лодки Марии.

Река, которая с берега казалась просто широкой, в километр от силы, внезапно стала бесконечной во всех направлениях. Григ с трудом поборол искушение попробовать забортной воды, чтобы понять, не перенесся ли он каким-то чудом в открытое море. Но предупреждение Марии тревожно билось в памяти. Поэтому он просто намочил руку, потер пальцы. Нет, характерной маслянистости, «скользкости» морской воды не ощущалось. Обычная пресная вода – речная или озерная.

Ну или дистиллированная, судя по ее чистоте.

Григ наклонил голову, вглядываясь в глубину.

Кажется, это было ошибкой.

Солнце пронизывало реку насквозь, до самого дна, но невозможно было понять, глубоко ли до него. Пространство в воде будто искажалось, плыло, оставаясь при этом совершенно чистым и прозрачным. Дно то уходило в бесконечность, становясь странным цветным ковром с причудливым белесым узором… то приближалось.

И становились видны разноцветные камешки, выстилающие дно, по которым были разбросаны человеческие кости.

Там были целые скелеты – в самых разных позах. Крупные, мужские. Поменьше, женские. Совсем крохотные, детские.

Большая часть скелетов лежала или сидела.

Но некоторые стояли.

Там были и отдельные кости, и фрагменты скелетов. То кисть руки, вцепившаяся в камень. То таз с костями ног – стоящий, покачиваясь, на дне. То оскалившийся в улыбке череп. То грудная клетка с растопыренными ребрами.

Но сильнее всего Грига потрясло то, что все, все без исключения черепа были повернуты вверх, к поверхности.

И мертвые пустые глазницы смотрели на него.

Он вдруг понял, что знает этих мертвых. Всю эту бесконечную гекатомбу, лежащую на дне бескрайней реки.

Вот эти два скелета сплелись вовсе не в объятиях. Это были молодые мужчины, ушедшие воевать за правое дело – каждый за свое. Они не знали друг друга при жизни, хотя легко могли бы стать друзьями или хотя бы приятелями. Но настал миг – и они сошлись в последнем коротком бою, чтобы умереть, вцепившись друг в друга.

Этот маленький скелет – ребенок, умерший от смертельной болезни. Понимавший, что он умирает. Свыкшийся с этой мыслью за свою короткую жизнь. Встретивший смерть точно так же спокойно и бесстрастно, как встречал каждый новый день.

Разбросанные кости – женщина, умершая в глубокой старости. Прожившая долгую жизнь, которую все считали счастливой. Никогда не испытавшая счастья. Даже не понимающая, что это такое, подлинное счастье – может быть, что-то неправильное было в ее душе, а может быть, в окружающем мире…

Все эти человеческие останки, все эти разорванные и разодранные тела и судьбы – все они сейчас были как на ладони, нагие и беззащитные перед его взглядом.

Все они смотрели на него.