– Это твои слова, Киммерин? – спросил Герфегест.

– И мои тоже, – тихо ответила девушка и тряхнула своей непокорной головой. Хотела отогнать наваждение, толкнувшее ее некогда в объятия Герфегеста?

«Люди Алустрала. Вот они – люди Алустрала! Так было вчера и так есть сегодня», – подумал Герфегест.

Герфегест повернулся, чтобы уйти. Он знал – Двалара в это мгновение, сам того не желая, обязательно позволит себе расслабиться. Разговор окончен и его рука дрогнет. А вот рука Герфегеста – нет.

Не доходя до двери, Герфегест стремительно развернулся в «полужернове».

В одно вместительное мгновение его руки стали двумя ловкими и сокрушительными лапами голодного богомола. Правая поднырнула под копье Двалары снизу и перехватила древко у самых рук воина. Почти одновременно с этим – почти, но все-таки на одно мгновение позже – Герфегест ребром левой руки нанес удар по древку под самое основание лезвия.

Снесенный рубящим ударом наконечник еще звенел в углу комнаты, а Герфегест, сунув Дваларе на прощание под дых, уже шел по коридору навстречу любопытным слугам – постельничему и уборщику.

Они хотели было скрыться, опасаясь попасть под горячую руку важному господину, который водит дружбу с самим великим колдуном Ганфалой, но Герфегест остановил их зычным окриком:

– Стоять, гнилоухие!

Когда те замерли, ожидая худшего, Герфегест как можно громче, чтобы Киммерин и Двалара слышали, осведомился:

– Есть ли у вас здесь в Наг-Киннисте добрая дыра с девками?

– Есть, есть, господин, а как же, – заверил Герфегеста постельничий. – Только зачем вам дыра, когда моя миловидная дочь проводит дни и ночи в мечтаниях о таком благородном друге, как вы.

– А сейчас она дома? – весьма оживленно, что явилось для него самого полной неожиданностью, спросил Герфегест.

– Конечно, дома, господин. Она всегда дома, – обрадованно зачастил постельничий, теребя в руках свой темно-синий колпак.

– Идем к твоей мечтательнице, – бросил Герфегест, не оборачиваясь.

Он знал: сейчас Киммерин наблюдает за ним из-за двери. И он готов был дать руку на отсечение – сейчас она жалеет о своем выборе.

13

«А Киммерин хороша, „верное сердце“! Ведь третьего дня еще жаловалась на Двалару! Мол, он глупый, приставучий. Говорила, что от его нытья у нее начинает чесаться под мышками. Что он чем-то не тем пахнет, что член у него похож на морковку, выросшую в неурожайный год, и что-то там шутила про брюхо, которое у него начинает расти от постоянного обжорства. Спрашивается, зачем это было говорить? Зачем было такое говорить, когда можно было просто молчать?» – недоумевал про себя Герфегест, забираясь вслед за постельничим все глубже в дебри дворцовых пристроек.

«Что с них взять – люди Алустрала», – в очередной раз повторил он единственное объяснение, которое пришло ему в голову. Правда, оригинальностью оно никак не отличалось.

И все-таки Герфегест был вынужден констатировать, что после короткой стычки с Дваларой его настроение непоправимо улучшилось. Все-таки в ком-то еще здесь теплится жизнь. Хоть кого-то здесь еще волнует любовь и страсть, а не только жажда власти и благородная спесь.

«А Двалара-то каков петух?! Выйти с копьем против Рожденного в Наг-Туоле! Нет, точно яд Слепца помутил его рассудок. Он бы мне еще денег предложил – в качестве отступных».

– Постой. – Мысль о деньгах несколько отрезвила Герфегеста. Он остановился.

Постельничий повернулся и с опаской уставился на благородного – мало ли чего эти господа могут выкинуть!

– Постой! Ты небось думаешь, что у меня деньги есть? – спросил Герфегест, которому в последнее время было, мягко говоря, не до денег.

– Что вы, что вы! – Слуга выглядел испуганным. Но когда он понял, что тревожит господина, уста его тронула самая наиширочайшая улыбка: – Брать деньги с вас, да еще за такую честь!

– За какую такую честь? – у Герфегеста отвисла челюсть. Он все еще плохо ориентировался в нравах своей полузабытой родины.

– Если я вам скажу, вы, наверное, вырежете мне язык. Если не скажу – можете вообще убить, – сокрушенно пробормотал слуга и еще сильнее ссутулился.

– Язык можешь оставить себе, клянусь Синевой Алустрала. Говори!

Слуга тяжело вздохнул. И, набравшись смелости, выпалил:

– Принять у себя Конгетлара – великое и благое знамение!

«Вот так так. Конгетлара. Стены здесь не такие уж и гнилоухие», – подумал Герфегест.

И они пошли дальше. Все-таки приятно осознавать, что твой род оставил о себе не только долгую, но и местами добрую память!

14

Как выяснилось, дворцовые слуги Орнумхониоров живут отнюдь не хуже варанских купцов средней руки.

Правда, свободы у них поменьше, потому что по закону они все являются пожизненной собственностью Дома Орнумхониоров, а над варанскими купцами властны только Пенные Гребни Счастливой Волны.

С другой стороны, зачем слуге свобода, если у него есть свой небольшой сад, своя купальня, любовно выложенная мозаикой с игривыми морскими коньками, и своя дочь, которую не обойдет вниманием ни один щедрый гость Дома Орнумхониоров?

Новая подруга, подаренная ему судьбой, несмотря на свой неприлично юный возраст, отнюдь не была девственницей. Не была она и развязной шлюхой из числа тех, коими наводнены окраинные кварталы любой столицы мира.

Их уста встретились в первый раз, когда Герфегест изъявил желание, во-первых, выпить вина, во-вторых, съесть несколько свежайших ароматных лепешек с сыром и, в-третьих, сделать все это прямо в купальне.

Он поцеловал ее вместо приветствия. К чему слова? Мужчине из Павшего Дома Конгетларов пристало знакомиться с женщиной именно так – глубоким, тягучим поцелуем.

Девушка вызвалась омыть его пыльное, щедро покрытое свежими шрамами тело.

Пока ее привычные к такому делу руки скользили по его спине, по плечам, по мускулистой груди, он жадно ел, запивая острую еду пронзительно-кислым, бодрящим вином. Но когда она прижалась к нему сзади всем телом и ее руки погрузились в его жесткие курчавые волосы, чтобы как следует пройтись по Господину Грядущей Ночи, Герфегест понял, что сыт по горло.

Теперь ему по-настоящему хотелось только одного – услышать от девушки сладострастный вздох предельного наслаждения и услышать его как можно скорее.

Над старыми смоковницами сада сгустилась южная ночь. Девушка была широкобедра, высока, полногруда – отнюдь не маленький олененок, с которым, быть может прямо сейчас, делит ложе в далеком Орине Элиен, Звезднорожденный. И все-таки в воде купальни Герфегест мог позволить себе многое из излюбленной любовной акробатики. Он подхватил девушку под мягкие ягодицы и ее ноги сошлись на его пояснице в «аютском замке».