Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поскольку тебя убьют сегодня на рассвете, зачем терять ночь на сон? — проговорил Чузар.
Девушка вздрогнула. Она заметила, что он причесывал ее волосы скелетом рыбы, белым, словно слоновая кость. Рыба из священного озера?
— Даже если мне суждено умереть, я успею побывать в объятиях моего любимого хотя бы в мечтах, — отозвалась Зарет.
— И кто же этот счастливец?
— Черный бог Белшеведа.
— Твоя вера удивительна. Твои сестры, кажется, не разделяют ее.
И Чузар указал рукой в белой перчатке на живой комок из шестнадцати девичьих тел. Они прижимались друг к другу, стараясь согреться. Некоторые даже стонали, мучаясь ночными кошмарами.
— Он, без сомнения, удовлетворит их всех, — легко ответила Зарет. — Хотя они слишком самонадеянны и ошибочно принимают на свой счет предложение, которое было сделано одной только мне.
Ослиная челюсть засмеялась. На этот раз мелодично. Чузар бросил пару игральных костей на песок.
Истощенная тяжелыми испытаниями, Зарет тем не менее обиделась.
— Не подобает здесь играть в кости.
— Вот и сыграй со мной.
— Это не имеет смысла.
— Завтра ты будешь играть в кости с Владыкой Смерти.
Зарет закрыла лицо руками. В темноте она увидела тело своего мужа с хрустальной головкой шпильки, торчащей из-под закрытого века, и негромко хихикнула. Чузар редко появлялся перед тем, кто не хотел его видеть, или там, где о нем и вовсе забыли. Когда девушка отняла руки от лица, она смогла получше рассмотреть незнакомца, обе половины его лица. Но оно не испугало ее.
— Ладно, — решилась она. — Мы сыграем в кости. А ты поможешь мне избежать виселицы, если я выиграю?
— Более того, я проведу тебя в Белшевед, несмотря на закрытые ворота. И ты увидишь там много удивительного.
— Неужели? — воскликнула Зарет. Эти слова взволновали ее. Безумие нашло себя, обрело почву и пустило корни. — Но твои игральные кости без меток!
И в тот же миг она увидела метки на костях.
— Начинай, — сказал Чузар.
Они сыграли несколько партий, и эта игра накануне казни показалась Зарет вполне обычной. Разве что ей не везло. Кости редко выпадали так, как она хотела.
— Не имеет значения, — наконец сказал Чузар. — Я позволю тебе выиграть. При условии, что ты поцелуешь меня.
Девушка презрительно засмеялась, забыв приличия, и наклонилась вперед.
— Нет, не в губы, — удержал ее Чузар. — В левую щеку.
И подставил девушке свою левую щеку — сухую, как серый пергамент, щеку, обрамленную рыжими волосами, свисающими, словно черви. Зарет посмотрела и содрогнулась. Но потом без стеснения крепко поцеловала его. И пока она целовала незнакомца, Чузар поспешно стянул перчатку со своей правой руки. Извивающаяся змея — его указательный палец, перегрызла веревку, соединявшую Зарет с другой пленницей. Когда обрывки упали на холодный песок, девушка зашевелилась. Но Чузар сказал ей два-три непонятых слова, и она снова впала в забытье.
Чузар усыпил весь лагерь. Двое стражников прислонились к дереву и теперь храпели в унисон. Повсюду слышалось лишь сопение и бормотание спящих. Преступница могла думать только о том, что теперь она, кажется, избежит ужасной смерти, а потому не обратила внимания на всеобщее оцепенение. Возможно, так было нужно ее спасителю. Однако она не сомневалась в том, что незваного гостя послали боги. Зарет не успела и глазом моргнуть, как избавилась от грозившей ей петли, хотя и готовилась к тому, что ее у всех на виду освободят стремительные феи под звуки фанфар и сверкание фейерверков. Предложенный Чузаром способ освобождения казался ей менее впечатляющим, но более надежным.
— Идем, — кивнул ей Чузар. Он уже стоял в десяти шагах от девушки. Еще не потухший костер поймал край его мантии. Девушка была уверена, что сейчас просторный плащ сгорит в одно мгновение, но произошло невероятное: казалось, материя сама поглотила умирающий огонь.
Зарет неуверенно пошла вперед вслед за Чузаром. Но услышав звук мягких спотыкающихся шагов, девушка обернулась.
Шестнадцать девушек, по-прежнему связанные (теперь группами по три, три, четыре и шесть), как слепые за поводырем, следовали за ней и Чузаром, широко открыв глаза, словно в трансе.
Чузар подошел к главным западным воротам Белшеведа, запертым изнутри. Он прошептал что-то воротам, похлопав их рукой в перчатке.
— И кто это осмелился оставить вас приоткрытыми? — спросил Чузар.
Ворота молчали, но все, стоявшие поблизости, поняли, что они ответили:
— Никто не оставлял нас приоткрытыми. Мы закрыты, нас заперли изнутри.
— К сожалению, вы ошибаетесь, — сказал Чузар. — Мне стоит лишь легонько надавить на вас, чтобы войти.
— Это ты ошибаешься, — возмутились ворота. — Ты лжешь.
— Я толкну вас. Вы широко откроетесь.
— Никогда.
— Несомненно.
— Ты сумасшедший, если надеешься войти.
— Вы еще более безумны, если рассчитываете удержать меня снаружи.
— Никто не может войти сюда.
— Кое-кто может.
— Кто?
— Лунный свет приходит и уходит когда ему вздумается.
— Да, — согласились ворота. — И нас это смущает.
— Теперь войду и я, — сказал Чузар.
— Нет, нет. Мы закроемся перед тобой.
Раздался скрежет зубчатых колес и рычагов. Ворота отчаянно задвигали засовами в единственном возможном направлении — и, разумеется, открылись.
Чузар толкнул ворота, и створки разъехались, широко распахиваясь перед ним.
— Теперь я и правда не могу войти, — съехидничал Чузар.
— Ах-ах, — вздохнули ворота.
Чузар вошел в Белшевед. Шестнадцать девушек-убийц сонно шагали вслед за ним, и лишь Зарет, семнадцатая убийца, гордо выступала впереди.
В холодной темноте храмы напоминали гробницы, но гробницы обитаемые, потому что повсюду горели белые, словно призраки, сторожевые огни. Озеро было тусклым и непрозрачным, его поверхность полностью засыпали гниющие листья.
И Зарет стало ясно, что богов здесь нет. Они либо давно ушли, либо вообще никогда не существовали на свете.
Чузар остановился.
— Слушайте.
То ли уже очнувшись, то ли еще находясь в трансе, семнадцать девушек-убийц прислушались.
Они услышали сначала что-то вроде звона серебряных бусинок, а затем песню, похожую на шорох змеи, ползущей по зыбучему песку.
— Смотрите, — сказал Чузар.
И Зарет увидела, словно в легком тумане, нечто походившее на звездный вихрь. За этой завесой проступали очертания деревьев и фонтана, но все было размыто, словно соткано из того же вихря.