Вспыхнув от стыда, она отвернулась.

– Я знаю, вам необходимо заняться подготовкой похорон моего отца, у вас много дел. А мне… Я тоже должна идти; надо найти в пепле его кости, собрать их…

По традиции, именно члены семьи усопшего совершали этот последний ритуал по подготовке останков к погребению. А она осталась единственным живым членом семьи, так что… Мика спустилась с веранды и вгляделась в даль.

– Госпожа Мика, – тихо сказал Оиси, поднимаясь с колен и становясь за спиной девушки, – моя супруга, Рику, будет польщена, если вы позволите ей помочь. И… и не только Рику… Вы не одна; мы все здесь, рядом – семья вашего отца, нашего господина.

Девушка взглянула на него, тронутая до глубины души. Оиси неуверенно, но по-доброму улыбнулся.

– Что же до будущего… У нас есть месяц. Сегодняшний день, возможно и предвещает грядущую гибель нашей чести – но пока что она принадлежит нам. Планы Ину-Кубо не смогут помешать отпеванию вашего отца. И не смогут убить нашу к нему любовь.

– Благодарю вас, Оиси-сама.

На лице Мики тоже невольно мелькнула слабая улыбка – в ответ на услышанную оскорбительную кличку, которую обычно произносили лишь шепотом. Прозвище Ину-Кубо – «собачий сёгун» – прилипло к правителю из-за его маниакальной, чуть ли не альтруистической заботы о собаках. Поговаривали, будто некий священник предрек, что боги даруют сёгуну наследника мужского пола в том случае, если он будет совершать добрые деяния. Токугава решил облагодетельствовать собак – потому что сам был рожден в год собаки. Говорили также – и не без оснований, – что об этих животных сёгун печется гораздо больше, чем о людях. И что вонь от созданного им в Эдо приюта для бездомных псов стоит ужасающая…

Оиси отвел Мику к себе домой. Завидев мужа с гостьей, Рику опустилась перед ними на колени. Девушка кинулась поднимать хозяйку, и та, оказавшись на ногах, вдруг привлекла госпожу Асано к себе, шепча теплые слова утешения и сочувствия. Обезоруженная этим спонтанным сердечным жестом, Мика увидела, как оттаивает лицо Оиси, как появляется на нем облегчение: дочь господина искренне обрадовалась, встретив искренний душевный порыв его жены…

Прощальные ритуалы длились, согласно традиции, два следующих дня. Официальная церемония в семейной усыпальнице, затем погребение урны с прахом отца на расположенном у реки кладбище, куда в течение многих поколений отправлялись на последний отдых предки живущих в замке членов клана и их вассалов.

Казалось бы, Мика должна была чувствовать себя одинокой как никогда, но вместо этого она нашла утешение в находящихся рядом людях. У нее вдруг обнаружилась огромная семья, о существовании которой она и не подозревала. Добрых лиц становилось все больше: сдержанные, молчаливые самураи; застенчивые слуги, смущенно бормочущие слова соболезнования и тепло вспоминающие князя.

Смерть легко уравняла всех. Будущее обитателей замка сейчас туманно и непрочно, а жизнь так хрупка… Эти люди привязаны к клану Асано прочными нитями верности, и Мика ясно видела, насколько искренне разделяют они ее горе – и как вместе с ней негодуют по поводу незаслуженной кончины хозяина.

И лишь одного человека среди них не оказалось. А ведь его молитв над могилой отца она ждала особенно… Ему господин Асано был дорог не меньше, чем самой Мике. И он умел подчиняться воле князя безоговорочно – чего не скажешь о ней…

Кай. Он не пришел… не пришел даже попрощаться…

Солнце склонилось к горизонту, и Мика вывела из ворот замка длинную процессию – через поля, вверх по извилистой тропинке; на вершину холма, с которого открывался незабываемо прекрасный вид на Ако – до самого моря. Она шла к месту, где теплыми весенними вечерами когда-то любили сидеть ее родители… к месту, где давным-давно – в другой жизни – она сама сидела с Каем и любовалась тем же пейзажем…

По пути шествие разрасталось, к нему присоединялись все новые и новые люди – фермеры со всей долины, жители раскинувшейся под стенами замка деревни… Были даже те, кто явился издалека, из портового города. Проводить. И прочесть молитвы, чтобы дух усопшего вознесся на небеса – вместе с дымом от фимиама, который Мика воскурила в тот миг, когда останки ее отца в простой деревянной урне погрузились в землю. Здесь прах господина Асано станет частью плодородной почвы… Именно в этом месте, которое оба они так любили, отцовская душа найдет истинное упокоение. Тут будет стоять лишь простой валун с высеченными на нем тремя строчками – хайку ее сочинения.

Цветы мочит дождь

У подножия горы —

Красные и белые…

Часто-часто моргая, девушка отвернулась от импровизированного надгробья и в последний раз оглядела лица собравшихся вокруг людей. Она цеплялась за слабую надежду: может, Кай придет хотя бы сюда? Во имя отца. В замок он явиться, наверное, не рискнул, памятуя, как жестоко там с ним обошлись.

Но его не было.

После того, что произошло между ними во время ее визита к нему домой, после событий на турнире… увидит ли она Кая вновь? Хоть ненадолго… Лишь бы успеть вымолить у него прощение…

И только когда диск солнца коснулся линии горизонта, Мику вдруг обожгла догадка: что, если Кай избит и ранен настолько сильно, что у него просто недостало сил взобраться на холм? Даже ради молитвы об отце. Разве возможно, чтобы никто не сообщил ему о смерти господина Асано?.. Она вгляделась в даль, сквозь вечерние поля, туда, где стояла одинокая лачуга. Но опушку леса уже поглотили тени.

Заупокойная служба завершилась. Подошел к концу и этот день. Собравшиеся принялись спускаться с холма – осторожно, но быстро, желая успеть до того, как тропинку скроет ночь. Оиси с семьей заботливо окружили Мику, и Тикара помог ей сойти вниз – при этом постоянно оступаясь на незнакомом склоне.

Когда они уже двигались назад по полям, ведомые вперед фонарями и светлячками, в небесах угас последний красный с золотом отсвет, олицетворяющий честь Ако.

Впервые за две недели Кай предпринял поход от своего дома к замку – хотя путешествие это заняло у него половину утра и отобрало чуть ли не все силы.

Господин Асано мертв. Погиб от своей собственной руки, по приказу сёгуна.

Кай узнал о его смерти, когда пришел в себя во второй раз.

…Он по-прежнему лежал в своей лачуге и не имел представления о том, какой сегодня день и сколько времени минуло с момента его позора. Последнее, что он помнил, – как его по приказу Оиси вышвырнули из замка.

Постепенно взгляд его прояснялся, предметы вокруг обретали очертания. Но… Но он не один! Рядом обнаружился воин Оиси – такой огромный, что он заполнял собой почти все пространство хижины. Басё… лучший друг Ясуно, несносный балагур, предметом шуток которого часто становился и Кай. Слишком часто.

Басё сидел в медитативной позе и молча читал манускрипт.

– Ты?..

Кажется, получилось очень тихо, но великан поднял голову. Отвернулся, аккуратно сунул свиток назад в резной футляр. Футляр этот подарил Каю сам князь Асано. Полукровка хранил в нем небольшую коллекцию ценных рукописей – по его просьбе ему иногда выдавали причитающуюся плату не рисом, как обычно, а отжившими свое книгами из библиотеки даймё.