– Яблоневый человечек, яблоневый человечек, входи, входи. Ты принес мне яблок сегодня, спасибо тебе-е-е.

Воспитательница поощрительно кивает детям и, когда они громко и раскатисто допевают последнее слово осенней песенки, откладывает в сторону планшетку и берет другую с изображением плода каштана.

– А теперь сначала!

– Каштановый человечек, каштановый человечек, входи, входи. Ты принес мне каштаны сегодня…

От этих слов у Хесса мурашки бегут по коже. Он отходит от двери и замечает, что Тули́н пристально смотрит на него.

– Вы – родители Оскара, он записан на рентген? – задает вопрос подошедшая к ним медсестра. Найя как раз в этот момент делает небольшой глоток кофе, тот попадает ей не в то горло, и она закашливается.

– Нет, не мы, – отвечает Хесс. – Мы из полиции. Ждем главврача.

– Главврач, к сожалению, все еще занят. Он на обходе.

– Ему придется прервать обход. Скажите, что мы торопимся.

Главный врач отделения Хуссейн Маджид просит их присесть за стол в комнате отдыха врачей, заставленный чашками и заваленный засаленными гаджетами, таблетками сахарозаменителя и газетами с кофейными пятнами. Возле стола стулья, на спинках которых развешана верхняя одежда. Доктору слегка за сорок, он одного роста с Хессом, на нем расстегнутый белый халат, черные прямоугольные очки, на шее стетоскоп. Золотое обручальное кольцо на пальце вроде бы свидетельствует, что он женат, однако Хесс в этом засомневался, наблюдая, как тот пожимает руку Тули́н – с улыбкой, настойчиво заглядывая ей в глаза, в то время как ее спутника удостоил лишь торопливым рукопожатием, – и неожиданно для себя подумал, что Тули́н доктору весьма приглянулась. Да, он немало удивился, ибо сам-то ее с этой точки зрения никак не рассматривал. До сих пор Тули́н его по большому счету только раздражала, но теперь Хесс нехотя вынужден был признать, что врач отнюдь небезосновательно украдкой скользит взглядом по ее стройной фигуре и соблазнительной попке, когда она поворачивается за стулом. И даже представил себе, как Хуссейн Маджид точно так же разглядывал Лауру Кьер и Анне Сайер-Лассен, когда те навещали в отделении своих больных детей.

– У меня, к сожалению, сейчас обход, но если это не займет много времени, я, разумеется, готов помочь вам.

– Весьма любезно с вашей стороны, – отвечает Тули́н.

Маджид кладет на стол две истории болезни и мобильный телефон и предлагает ей кофе, за что она его не без кокетства благодарит. Хессу представляется, будто Тули́н совершенно позабыла, с какой целью они сюда прибыли, однако он подавляет растущее внутри недовольство и придвигается на стуле ближе к столу.

– У нас, как уже было сказано, есть несколько вопросов о Магнусе Кьере и Софии Сайер-Лассен, и нам бы хотелось, чтобы вы подробно рассказали нам все, что вы о них знаете.

Коротко взглянув на Хесса, Хуссейн Маджид начинает отвечать исполненным естественного достоинства и дружелюбия голосом, что, не исключено, объясняется во многом присутствием Тули́н.

– Разумеется. Действительно, оба ребенка находились у нас в стационаре, но по разным основаниям. Однако могу ли я прежде всего поинтересоваться, чем вызваны ваши вопросы?

– Нет.

– О’кей. Ясно. – Маджид понимающе улыбается Тули́н, а та пожимает плечами, словно извиняясь за поведение Хесса. Но тот продолжает:

– В чем заключалось лечение?

Врач кладет руку на медкарты детей, вовсе не собираясь заглядывать в них.

– Магнус Кьер поступил к нам в связи с хроническим заболеванием, симптомы которого проявились примерно с год назад. Детское отделение с приданной ему командой врачей играет роль своеобразного приемника-распределителя, откуда детей после установления диагноза направляют в соответствующие специализированные отделения. Так что Магнуса, у которого выявили аутизм, осматривали и проводили курс лечения врачи неврологического отделения. А вот София Сайер-Лассен была госпитализирована в наше отделение в связи с банальным переломом после несчастного случая, произошедшего у них дома месяца два-три назад. Ее довольно быстро выписали, так как перелом оказался несложным; правда, затем она проходила курс реабилитации в физиотерапевтическом отделении.

– То есть оба ребенка сперва находились в вашем отделении. – Хесс продолжает гнуть свою линию. – А вы не в курсе, дети знали друг друга? Или, может быть, их родители?

– Нет, я этого, по понятным причинам, не ведаю, но могу сказать, что, с учетом их диагнозов, вряд ли они могли близко соприкасаться.

– А кто навещал детей?

– Насколько я помню, по большей части матери, но если вы хотите быть абсолютно уверены, рекомендую спросить у них.

– Но я спрашиваю вас!

– Понимаю, но ведь я только что ответил.

Маджид дружелюбно улыбается. Хессу он кажется необычайно умным человеком, и полицейский задается вопросом, известно ли врачу, что они не имеют возможности спросить матерей.

– Но ведь вы с ними общались, когда те приходили навещать детей? – Это уже Тули́н задает прямой, без всяких подвохов, вопрос, и главврач с большой радостью поворачивается в ее сторону.

– Вообще-то я контактирую с родителями многих детей. Это важная часть нашей работы – сделать так, чтобы матери, ну или отцы, если уж на то пошло, нам доверяли. Доверие и уважение друг к другу – решающий фактор в процессе лечения, ибо они идут на пользу всем. И в первую очередь – нашим маленьким пациентам.

Врач улыбается Тули́н и лихо подмигивает, точно собирается подарить ей тур на Мальдивы для двоих влюбленных. Та в свою очередь тоже отвечает ему улыбкой.

– Выходит, я не ошибусь, если предположу, что на самом деле вы отлично знали обеих?

– Что значит «отлично»? – Маджид вроде бы недоумевает, но улыбка не сходит с его лица. Впрочем, Хесс тоже не ожидал от Тули́н таких слов. Она же, однако, на этом не останавливается:

– А вы встречались с ними в частном порядке? Может, были влюблены в них? Или просто спали с ними?

Маджид все еще улыбается, но отвечает, чуть помедлив:

– Простите, не могли бы вы повторить?

– Да всё вы прекрасно слышали. Отвечайте на вопрос.

– С какой стати вы задаете мне такие вопросы? О чем вообще идет речь?

– Пока что мы всего лишь задаем вам вопросы, и очень важно, чтобы вы отвечали правдиво.

– Сию минуту. У нас в отделении на десять процентов больше детей, чем положно по нормативам. И посему я во время обхода могу уделить каждому ребенку совсем немного минут. И мне больше по нраву тратить мое рабочее время не на матерей или отцов и не на полицейских, а на детей.

– Но вы только что сказали, как важно для вас плотно общаться с матерями.