Видя мисс Прайс рассеянной, поглощенной своими мыслями, Генри с предупредительностью истинного джентльмена не стал утомлять ее долгими разговорами, ограничившись лишь заверениями в том, что состояние Тома не внушает опасений, воспаление вскоре пройдет. Крофорд и сам некогда страдал лихорадкой из-за сломанной кости, но через несколько дней здоровье его совершенно поправилось, теперь он даже не вспоминает о пережитом недуге; обе руки его одинаково сильны, он уж и не помнит, которая из них была сломана. Том непременно вернется домой в самом скором времени целым и невредимым. После этих ободряющих уверений Генри дал беседе увянуть, в двуколке воцарилось дружественное молчание. О здоровье Мэри не говорили, лишь однажды Сьюзен упомянула:

— Я видела, вы привезли сестре арфу. Должно быть, она очень рада. Жаль, инструмент стоит в комнате, где теперь находится мой кузен, и мисс Крофорд лишена возможности играть.

— Не вовсе лишена, — отвечал Генри. — Она пообещала, что станет играть для вашего кузена, когда тот расположен будет слушать, и сэр Томас выразил горячее желание насладиться ее игрой. Но сестра говорит, что не сможет играть подолгу, она находит это занятие утомительным.

Сьюзен ничего не сказала в ответ; они с мистером Крофордом слишком хорошо поняли друг друга. Ею овладело странное чувство, будто она знает Крофорда долгие годы.

Подъезжая к дому, она увидела коляску Джулии. Зрелище это повергло ее в уныние, хотя и не удивило. Разумеется, миссис Йейтс, извещенная письмом о происшествии с Томом, преисполнилась сестринской заботой и явилась справиться о самочувствии брата. Шарлотта не смогла сопровождать невестку (Сьюзен была крайне признательна судьбе за эту крохотную милость). Вконец обессиленная чередой злоключений, выпавших на ее долю в минувший четверг, мисс Йейтс вот уже несколько дней оставалась в постели.

Джулия сидела подле леди Бертрам и миссис Осборн. Дамы принялись расспрашивать о состоянии Тома, и Сьюзен не замедлила обнадежить их уверением, что больной уже на пути к выздоровлению. Впрочем, леди Бертрам была немало разочарована тем, что Тому по-прежнему не позволяют вернуться домой.

— Конечно, в Уайт-Хаусе о нем не позаботятся лучше, чем дома, тут и говорить нечего.

Сьюзен, вспомнив, сколь сильное влияние оказала мисс Крофорд на Тома, не могла согласиться с этим утверждением, однако мнение свое оставила при себе.

— Вот глупец! — воскликнула Джулия. — Мне нисколько не жаль Тома. Он сам навлек на себя несчастье. И Джон совершенно со мной согласен. Отчего ему вздумалось ехать на пикник на этом необъезженном норовистом жеребце? Всему виной его тщеславие, пустое бахвальство, глупое безрассудство! Вдобавок он был отвратительно груб с мисс Йейтс — не потрудился уделить ей внимание после всего, что бедняжке пришлось пережить, за весь день не удостоил ее и парой слов, даже не попрощался; она глубоко оскорблена подобным пренебрежительным обхождением. Том выводит меня из терпения. Конечно, весьма досадно, что он лежит в доме этих коварных, лживых интриганов Крофордов… Но в конце концов ему некого в том винить, кроме себя самого. Полагаю, теперь Крофорды ждут, что их станут принимать в этом доме. Что до меня, то я не собираюсь возобновлять знакомство с ними. Как я поняла со слов миссис Осборн, слухи о связи Крофорда с моей сестрой Марией не во всем правдивы… что ж, возможно, и так… но, по-моему, дыма без огня не бывает. Думаю, дело это темное, тут каждой стороне найдется что сказать. Мне никогда не нравился Генри Крофорд — хитрый, самоуверенный прохвост из тех, что норовят втереться в доверие к порядочным людям, и сестрица его не лучше. Всегда во всем искала свою выгоду. Я решительно не намерена поддерживать связи с ними и настоятельно советую вам, сударыня, — Джулия повернулась к матери, — сделать то же самое.

— О, дорогая, — вздохнула леди Бертрам. — Все это так неприятно. Весьма досадно. Но я подожду, что скажет Том, воротившись домой.

Сьюзен невольно улыбнулась про себя, представив, каким будет ответ Тома, когда матушка обратится к нему за советом.

Желая дать разговору иное направление, миссис Осборн любезно осведомилась, нет ли вестей от путешественников, пребывающих в Вест-Индии.

— О, думаю, они никогда уж не вернутся в Англию, — небрежно отозвалась Джулия. — Эдмунд столь успешно ведет отцовские дела, что, даю голову на отсечение, Том попросит его и Фанни остаться на Антигуа, чтобы продолжать управлять семейными владениями. В самом деле, зачем им возвращаться? Я слышала, климат там восхитительный, плантаторы живут как принцы, каждый имеет по двадцать слуг, тогда как в Англии довольствовался двумя; мой брат и Фанни сделают глупость, если не останутся там до конца жизни.

Услышав, что Фанни с Эдмундом могут не вернуться, Сьюзен ужаснулась, подобная мысль не приходила ей в голову. Однако приходилось признать: слова Джулии, возможно, не лишены здравого смысла. Семейные владения, несомненно, будут приносить больший доход, если управлять ими станет разумный, добросовестный человек, а кто лучше Эдмунда справится с этой ролью? К тому же Эдмунд, возможно, почтет своим долгом остаться; обязанности настоятеля прихода он с тем же успехом мог бы нести на Антигуа, как в Нортгемптоншире. А если останется он, Фанни, разумеется, не покинет его.

Сьюзен охватило отчаяние. Нет, ей не выдержать вечной разлуки с сестрой, ведь Фанни — ее задушевный друг, любимица, наперсница и мудрая наставница, готовая разрешить все сомнения и утешить в печали. Со дня отъезда сестры Сьюзен мучительно тосковала по ней, единственным утешением служили ей длинные письма к Фанни, в которых она изливала свою душу. Неужели ее беседы с сестрой навеки сведутся к одной лишь переписке, к тягостно медлительному обмену посланиями? Думать об этом было невыносимо.

Однако, по счастью, Сьюзен вспомнила, что Джулия всегда терпеть не могла Фанни и вдобавок никогда не разделяла чувств и мыслей своего брата Эдмунда. Миссис Йейтс нередко случалось выдавать желаемое за действительное — надеясь втайне, что Фанни с Эдмундом никогда не вернутся в Мэнсфилд, она убедила себя в этом.

— Кстати сказать, сударыня, — продолжала Джулия, — я слышала новость, которая, возможно, вас немало удивит! Моя сестра Мария, как вам известно, вышедшая замуж за Рейвеншо, вернулась в Нортгемптоншир.

— Боже! В самом деле?

— Лорд Рейвеншо, кажется, близкий друг герцога Брекона, так что теперь эта парочка — Мария со своим мужем — гостит у герцога в Беллами. Там собралось большое общество, чтобы поглядеть на скачки. Должна сказать, это так похоже на Марию — бесстыдно явиться туда, где ее вовсе не хотят видеть, навязаться в соседи к бывшим своим знакомым. Подумать только, какое нахальство!

— Должно быть, герцог Брекон рад был ее принять, — заметила Сьюзен.

Джулия надменно вскинула брови.

— Прошу прощения, кузина? Возможно, тебе неизвестно, что герцог Брекон — распутный старый негодяй. Этот греховодник содержит с полдюжины любовниц и не заслуживает доброго слова, хотя богат, как Крез.

— Ах, какой стыд, — вздохнула леди Бертрам.