— Вы продолжали лечить Тома и в Виль-Эвраре? — спросил де Пальма.

— Нет, — ответил Кайоль. Он успел надеть очки и снова выглядел строго. — Я передал его в другую службу. Моему коллеге Дюбрею.

После лечения в Виль-Эвраре Тома вернулся в Марсель к своим родителям. Ему было разрешено жить на свободе: возникло новое направление в психиатрии, и лечебницы для психических больных закрыли одним росчерком пера. Дома Тома был так же изолирован от общества, как за решетками больницы. Он ненавидел свои лекарства, замыкался в себе, сох и увядал. Его сестра никого к нему не подпускала.

Де Пальма резким движением закрыл свой блокнот: он решил перевести разговор на другую тему.

— Расскажите мне о «Человеке с оленьей головой».

— Простите, но мне нечего вам сказать! — возмутился Кайоль. Слова майора его явно встревожили.

— Это неправильный ответ, доктор. Примерно десять дней назад вы ездили в Поркероль, чтобы побывать на корабле Реми Фортена. Я хочу знать, почему вы это сделали!

— У вас есть доказательства того, что вы утверждаете?

— Конечно. Иначе я не был бы здесь.

— Так вот, мне жаль, но я должен вам сказать, что десять дней назад я не мог быть в Поркероле. В то время я находился в Соединенных Штатах. Я уехал туда три недели назад, а вернулся позавчера.

— Тогда почему вы оставили свой номер телефона капитану порта? Я вас слушаю!

Кайоль встал со своего места; он едва владел собой. Взгляд врача стал холодным, словно в его душе не было никаких человеческих чувств. Что-то страшное было в этом внезапном приступе ярости. Кайолю понадобилось несколько секунд, чтобы успокоиться. Де Пальма возобновил атаку.

— Я жду вашего объяснения.

— Я вам уже ответил. Как говорят на вашем жаргоне, у меня есть алиби.

— По-моему, вы недостаточно осмотрительны. Но я не отдам вас в руки правосудия, хотя закон разрешает мне это сделать. Однако знайте, господин психиатр: я считаю вас одним из тех, кто подтолкнул Тома Отрана к краю пропасти ради научного интереса. Я бы добавил — извращенного интереса.

— Наш разговор окончен. Я сейчас же звоню своему адвокату.

— Можете звонить хоть в Лигу защиты прав человека, если вам так хочется. Мне вдруг показалось, что с точки зрения закона ваше будущее выглядит очень мрачно. Но есть кое-что похуже. — Де Пальма направил на психиатра указательный палец. — Тома Отран близко отсюда. Я это знаю, я это чувствую. И я вам советую опасаться его, потому что он придет к вам. Я всего лишь старый сыщик — не колдун, не волшебник и еще меньше шаман, но я могу заверить вас, что он нанесет вам визит. В конечном счете это будет справедливое возмездие.

Ева возвращалась домой после долгой прогулки по тропе на горе Пюже и гребням скал над морем. Она ушла из дому одна вскоре после полудня, так она поступала часто. На перевале Козы она насладилась ветром, который летел через горы с Леванта по каменным ущельям.

Де Пальма заметил ее любовь к долгим прогулкам. Каждый раз, когда она возвращалась из очередного похода, он любовался ее смуглым от загара лицом и вдыхал запах кустов мастиковой фисташки, которым были пропитаны ее волосы.

— Ты сегодня рано вернулся, Прекрасная Голова. И твой взгляд слишком мрачен, — заметила Ева.

Де Пальма изобразил на лице улыбку.

— Ты охотился за плохими мыслями?

— Нет, Ева. Я пытался понять безумие одного человека.

— Того, который сбежал из сумасшедшего дома?

— Да.

Ева положила руки ему на плечи.

— По-моему, тебе надо отплыть к другим берегам. Тридцать лет в уголовном розыске. Тебе этого не достаточно? Почему ты стараешься его понять?

— Потому что не смогу жить, если буду говорить себе, что моя работа — просто засадить убийцу в каталажку. Так работать не годится; надо постараться понять, почему пролилась кровь и почему произошло убийство. И выяснять это надо без гнева. Вначале мне было достаточно исполнять приказы, которые мне давали. А потом я однажды задал себе этот вопрос. В конечном счете Отран мог бы быть моим сыном или братом. Я прочел целую кучу книг на эту тему.

Ева вызывающе повернулась к полке, на которой торжественно возвышалась коллекция книг по криминологии.

— И какой ответ ты нашел?

— У таких, как он, есть одна общая черта: они сильно страдали в детстве. Иногда тебе не удается увидеть это страдание, иногда ты не находишь его. Но оно существует и делает свое дело. Мы имеем таких убийц, каких заслужили. Во многих культурах нет таких убийц, подобных Отрану, потому что там люди умеют взглянуть на таких, как он, по-особому еще до того, как они сбиваются с пути. Есть культуры, в которых сумасшедшие живут среди здоровых членов общества. А мы ни на шаг не продвинулись вперед в этом отношении.

— Десять лет назад он чуть не убил тебя.

— Путь от человека обыкновенного к человеку настоящему прошел через человека безумного.

— Красивые слова.

— Это сказал Мишель Фуко[38].

Ева отодвинулась от де Пальмы.

— Я знаю все, что ты хочешь сказать, и это не причина, чтобы отказать ему в понимании. Он хотел убить не меня, а то, что я воплощал. В этой истории уже ничего не изменить. Пьеса доиграна, занавес опущен. Отрана казнят или запрут навсегда, что одно и то же. Мы не можем поступить иначе!

Ева села на софу. На ее ладонях были царапины — следы, оставленные колючками горных кустов.

— В одной из твоих книг я читала, что безумие можно понять и лечить с помощью поэзии, — сказала она. — Это мне показалось интересным.

— Мне тоже, — ответил де Пальма и стал перебирать диски с музыкой на других полках.

Он достал с полки «Электру» и вставил диск в проигрыватель.

Вот он, наш час, — тот час,

Когда они тебя зарезали —

Твоя жена и тот, кто с ней спит

В твоей постели.

В твоей царской постели.

Ева встала.

— Пойду приму душ, а потом сходим куда-нибудь поесть. От прогулки по холму у меня всегда просыпается аппетит, и к тому же мне не хочется играть роль жены у очага под музыку, которая когда-то вызывала восторг у моего прадедушки.

— Это так красиво!

— Никто этого не отрицает.

Они убили тебя в твоей ванне,

Твоя кровь лилась тебе на глаза,

И от ванны шел пар — тепло твоей крови.