«То есть не только денег не зарабатываю, но даже профессии, считай, не имею. Что я реально могу? Продукты мелким оптом продавать и грузчиком работать. Продажами у серьёзных коммерсантов сейчас родственники или друзья занимаются, со стороны они людей не берут. Даже грузчиком сейчас на нормальную зарплату без связей хрен устроишься, — размышлял Макс. — Да и была б профессия — например, инженер-мелиоратор после политеха, учитель русского или даже переводчик — куда бы я с ней сейчас сунулся? Про инженера и говорить смешно, там зарплаты до сих пор советские, долларов тридцать-сорок. У переводчиков в этом городе наверняка все хлебные места поделены, а остальных выпускников РГФ с распростёртыми объятиями только в нищих школах ждут, где учителя за еду из столовки работают. Хотя какой, блин, переводчик, туда ещё поступить надо, потом минимум пять лет учиться, причём, плотно, без халявы. А я даже на филфаке ни одного семестра не проучился, некогда было…».

2

Если бы Максу полгода назад рассказали, что его главными проблемами снова станут еда, жильё и обеспечивающая эти потребности работа, он бы не поверил. Тогда, в декабре ничего из перечисленного выше его не беспокоило: тогда вместо беспокойства был страх. В декабре он не знал, кого больше бояться: местных отморозков, с которыми мутил Орленко, или московских банкиров, которых могли натравить на них с Васильевым бывшие столичные партнёры.

После срочной ликвидации склада друзья решили на месяц-другой исчезнуть со всех радаров: вообще не бывать на публике, как можно реже выходить на улицу, отключить телефоны. Макс снял другую квартиру, купил самые плотные шторы и запретил Тане включать свет, чтобы с улицы казалось, будто в квартире никого нет (он очень надеялся, что бандиты поленятся проверять, так ли это на самом деле, и не станут ломать хлипкую, открывающуюся вовнутрь дверь). Каждый вечер он зажигал две-три маленьких свечи в круглых жестяных плошках, клал на стол рацию для экстренной связи с жившим неподалёку Васильевым, пристраивал на коленях заряженное картечью ружьё 12-го калибра и до четырёх утра прислушивался к уличным шумам, самым страшным из которых было шипение шин притормаживающего у подъезда автомобиля. Через неделю таких дежурств он оказался на грани нервного истощения и купил шестимесячную кавказскую овчарку — в сторожевые инстинкты животного он верил больше, нежели в свою решимость выстрелить в человека (причём, не в обычного человека, а в бандита, умеющего вызывать ужас и подавлять чужую волю ещё до начала схватки). Однако понаблюдав за собакой несколько дней, он разочаровался в своей идее: в полгода даже весьма крупный кавказец по сути своей ещё щенок, и всерьёз полагаться на его защитно-караульные навыки Макс мог бы не раньше, чем через год. Пока же следовало рассчитывать только на себя ну, и ещё — верить в удачу, например, в то, что идущего по их следу отморозка не сегодня-завтра взорвут или расстреляют конкуренты. Во время своих ночных бдений Макс страстно мечтал о таком невероятном везении. Он даже осторожно намекал Кому-то-Там-Наверху, что готов обменять юношеские грёзы о большой любви и блестящей карьере на какую-нибудь рутинную работу и скучную, лишённую ярких переживаний жизнь с замкнутой в себе Таней. Главное, чтоб в этой скучной жизни ему не приходилось больше бояться и прятаться.

Как теперь догадывался Макс, тогда, в декабре Кто-то-Там-Наверху принял его предложение: очень скоро им с Васильевым крупно повезло, и они смогли перейти от изматывающего неизвестностью ожидания к активной обороне.

В тот день им надо было забрать деньги в нескольких магазинах. За деньгами ездили на такси, строго соблюдая правила конспирации. Во-первых, машину вызывали не к дому Макса, а к расположенному поблизости торговому центру. Во-вторых, в службу такси всегда звонила Таня: ребята опасались, что диспетчеры таксопарка, которые в прошлом году были у ТОО «Три коня» чуть ли не на зарплате, опознают щедрых клиентов по голосу и запомнят район их нынешней дислокации. Но в день, о котором идёт речь, меры предосторожности сработали лишь отчасти — на вызов приехал знакомый таксист. Он очень обрадовался встрече и стал живо интересоваться, куда это вся их развесёлая компания так резко пропала.

— Главное, в прошлом году постоянно из гостиницы да в гостиницу туда-сюда ездили, сколько вас там крутилось-то, в том офисе, человек десять, наверное, пятнадцать? Я ж сам чуть не каждый день вас оттуда возил. Вы, конечно, в основном с шестым экипажем ездили, ну так одной-то машины вам редко когда хватало. А сейчас прямо как отрезало, вот уж второй месяц к вам в офис вызовов нет, вообще никого из ваших не вижу. Хотя нет, вру — один ваш до сих пор ездит.

— Это кто? — исключительно ради приличия спросил Макс, думая, как бы половчее запутать памятливого таксиста, чтоб тот не запомнил, откуда он их забирал.

— Ездит-то кто, в смысле? Так это, чёрненький такой, кучерявый. Самый жадный у вас был, всё крутого строил, хотя какой он крутой, барыга — он и есть барыга… Волосы у него ещё длинные, типа каре бабского, что ли…

— Орленко? — выкрикнули Макс с Васильевым, одновременно дёрнувшись в сторону таксиста. Тот вздрогнул от неожиданности и, опасливо косясь на пассажиров, ответил:

— Может, и он. Откуда мне по фамилии-то его знать? У вас вроде один был с такой причёской-то, вам уж виднее, кто.

Таксист отвёз их к дому, куда он несколько раз привозил или приезжал на вызов к Орленко, и показал подъезд, а номер квартиры Макс узнал у соседей.

Увидев их на своём пороге, Орленко растерялся, и Васильев решил сразу оглушить его родившейся у них с Максом минуту назад импровизацией.

— Ну, в общем, так, — сказал Васильев. — Ты нас, конечно, напряг, но ничего, мы потерпели, зато теперь твоя очередь напрягаться. Короче, мы тут с Максом денег заслали одному исполнителю. Хороший исполнитель, с гарантией работает.

— Не понял, — ответил Орленко, который уже справился с шоком и быстро приходил в себя. — Как вы вообще здесь? Зачем? И на хера мне знать, кому вы денег заслали?

— А мы, бл. дь, потому здесь, что деньги у нас есть не только на исполнителя, но и на оперативное сопровождение заказа, — прошипел Макс, который интуитивно начал работать на контрасте с серьёзным, владеющим собой Васильевым и мгновенно вошёл в образ нервного, загнанного в угол и готового на всё врага. — Так что спрятаться у тебя вряд ли получится, скотина ты лживая, погань вонючая, тварь, бл. дь, неблагодарная. А насчёт того, зачем мы здесь — так затем, чтобы тебя, паскуду, предупредить.

— А, пугать будете, — оскалился Орленко. — Ну-ну.

— Зачем нам сейчас-то тебя пугать? — пожал плечам Васильев. — Пугать мы, пожалуй, могли месяц назад, когда ты на брата насчёт наших адресов наехал. Можно было, кстати, тогда и по-хорошему поговорить, нам тоже весь этот геморрой ни к чему был, не говоря уж про лишние расходы. Но ты ж тогда исчез. Ну, мы твой намёк поняли — ты всё решил, никаких разговоров не будет. Так что пришлось нам немного подсуетиться. Я это всё к тому, что сейчас нам тебя пугать уже незачем, сейчас дело сделано, осталось последнее — тебе информацию передать.

— Ну, давай уже передавай, и отваливайте. Мне по делам пора, а с вами насчёт предъяв ваших левых мне тут базарить некогда, — Орленко вёл себя нагло, как человек, уверенный в себе и своей безопасности, однако нервные, бегающие по углам прихожей глаза выдавали его страх. Внезапное появление врагов в снятой месяц назад квартире нельзя было объяснить ничем, кроме хорошо организованной слежки. А где профессиональная наружка, там и до киллера недалеко.