В отличие от вермахта асы люфтваффе уделяли гражданскому населению больше внимания — немецкие летчики специально отрабатывали над дорогами разработанные еще в Испании приемы охоты за отдельными целями и уничтожение колонн беженцев. До последнего человека…

Следом за вермахтом прибывали тыловые части и с ними расторопные молодчики в черной форме с ромбовидной эмблемой службы безопасности СД на левом рукаве — «оперативные группы» второго эшелона войск СС. Имея на руках заранее подготовленные списки, они, не обращая ни малейшего внимания на крики своих жертв или присутствие возможных свидетелей, которые тоже становились жертвами, арестовывали польских учителей, врачей, служащих, судей, адвокатов, ксендзов, инженеров, землевладельцев, бывших военных, а также евреев мужчин. Всех этих людей без суда и следствия расстреливали в лесах, противотанковых рвах или песчаных карьерах, согласно приказу П № 288/39д начальника службы безопасности. Такая акция была проведена в восточно-верхнесилезском и западногалицейском секторах с 15 сентября по 1 октября 1939 года под командованием обергруппенфюрера СС Удо фон Войриша. Одним из «специалистов», принимавших участие в разработке плана акции, был Вильгельм Байер — «Бешеный верблюд».

В «Послужном списке на выслугу лет в Охранных отрядах Национал-социалистской германской рабочей партии», изданном Главным управлением кадров СС, напротив фамилии Байера значилось — член нацистской партии с 11.12.1928 года, унтерштурмфюрер с 06.12.1931 года, награжден «почетным кольцом» рейхсфюрера СС 01.10.1932 года, назначен в Имперскую службу безопасности… Во времена «борьбы за власть» (до 1933 года) выполнял поручения руководителя СС Берлина Курта Далюге по выявлению неустойчивых элементов в СА.

Но мало кто знал, что Вилли Байер, прозванный подчиненными «Бешеным верблюдом», больше всего на свете боялся стать никем. Ночами, ворочаясь с боку на бок под жаркой периной, он раз за разом видел один и тот же жуткий сон. Призрачные фигуры снимали с него ставшую родной черную форму с серебряными позументами и фуражку с высокой тульей, на околыше которой прикреплен череп со скрещенными костями. Неизвестные, почему-то прятавшие от него свои лица, уносили мундир, и невесть откуда взявшаяся толпа окружала, с хохотом показывая на жалкого, пытающегося прикрыть наготу, сразу ставшего никчемным, бедного Вилли.

Бульдожьи щеки гестаповца начинали мелко подрагивать во сне, в носу предательски щипало, и вдруг текли из глаз обильные слезы.

Он частенько так и просыпался — весь в слезах от этих кошмаров. Но даже жене никогда не решался признаться в том, что именно ему приснилось. Вилли был мистиком и верил: слова могут накликать беду. Впрочем, какой мистицизм — уж он-то лучше других знал цену неосторожно брошенному слову, приводящему к серо-синей полосатой куртке заключенного концлагеря или, того хуже, к гильотине.

А неотступный сон преследовал по ночам, рвал на части нервную систему, терзал страхом.

Да, Вилли был трусом, и сам себе давно признался в этом. Но только сам себе! Как каждый трус, он мечтал утопить свой страх в чужом, чтобы его все боялись по крайней мере, если не все поголовно, то большинство,

Тогда он станет бояться только Бога и начальства. В Бога Вилли продолжал тайно верить, хотя это считалось крайне непристойным для члена нацистской партии и сотрудника гестапо.

И в самом деле, сними с него мундир, отними ставшую столь привычной власть — и что будет являть собой бедный Вилли Байер? Недоучившийся архитектор по интерьеру, в свое время попавший в окопы Первой мировой войны, где он был контужен французским снарядом… После этого у него и появился дефект челюстного аппарата, из-за чего он так часто брызгал слюной, моментально входя в раж, а потом к нему прилипла и эта проклятая кличка — «Бешеный верблюд». Ему доносили о ней, он злился, но ничего не мог поделать — всех подчиненных не заставишь молчать, а болезненное реагирование на прозвище, которое при нем никто не рискнул бы произнести вслух, никак не могло прибавить авторитета. Это Вилли понимал очень хорошо, поскольку имел достаточный жизненный опыт и немного знал человеческую натуру.

Он успел испытать разные превратности судьбы, и потому страх стать никем заставлял его служить любому начальству так, словно от этого зависела вся его жизнь. Впрочем, скорее всего, так и было.

Назначение начальником СС и тайной полиции в небольшой польский город он поначалу воспринял с обидой, естественно, в душе — внешне это никак не проявилось. Но потом, когда вызвали «наверх» и объяснили всю важность задачи, Вилли преисполнился гордости — не кому-нибудь, а именно ему, Вильгельму Байеру, поручено крайне ответственное дело.

Нo тут же затаившийся до времени подленький страх опять больно куснул его под сердцем — а вдруг чего не так выйдет? Не повезут ли, в случае неудачи, обратно в фатерланд твою голову отдельно от тела? Поэтому в Польшу Бешеный верблюд приехал в мрачном расположении духа.

Жестокость, жестокость и еще раз жестокость вкупе с беспощадностью к врагам рейха! — вот что нужно было в этом городе. Он готовился начать «чистку», как вдруг получил уведомление о прибытии высокого гостя из Берлина.

И вот тот сидит перед ним — высокий, худой, с просвечивающей сквозь редкие волосы кожей костистого черепа — и тщательно протирает белоснежным носовым платком стекла очков в тонкой золотой оправе.

Байер почтительно молчал, ожидая, пока начнет беседу гость. Но тот, закончив протирать очки платком, убрал его и, достав маленький замшевый лоскуток, снова занялся стеклами.

Для Бергера это был отличный предлог как следует рассмотреть Байера и составить о нем собственное мнение. Искоса бросая взгляд на оплывшую фигуру гестаповца, Бергер думал о том, что ему придется сразу же нейтрализовать мелочный деспотизм начальника СД тайной полиции города, столь свойственный ему как человеку, обладающему способностями только в узкой области, но лишенному кругозора и сильного ума. Оберфюрер знал, насколько любит Байер, разжигаемый беспокойным самолюбием, вмешиваться в чужие неурядицы и недоступные его пониманию дела.

«Такой просто не может жить, когда не топчет другого, — покосившись на сопящего от напряженного ожидания Байера, подумал Бергер. — Обожает постоянно набивать себе цену, любым способом. Однако он хорош и как жертва, в случае неудачи принесенная на алтарь рейхсфюрера».

В общем-то правильно оценив Байера, Бергер не мог знать о страхе, который круглосуточно терзал Бешеного верблюда, выматывая его нервную систему и заставляя невольно делать ошибки и глупости.

— Будете выполнять все мои распоряжения, — надев очки, немедленно пошел в атаку оберфюрер. — Наш человек сообщает, что ему удалось выйти на реальный след. Учтите, он не какой-нибудь тривиальный осведомитель: в связи с важностью операции среди этой швали работает опытный, хорошо подготовленный сотрудник СД. Надо надежно обеспечить его безопасность.

— В городе нет преступного подполья, — не замедлил с ответом Байер. — Если к абверовцам затесался вражеский агент, то мы поможем его выявить и обезвредим после окончания операции.