Наблюдая за мужчинами, Бальзак многому у них учился. Что же касается женщин, восхитительных и недоступных, то Бальзак любовался ими, ни на что не надеясь. И все же как он хотел быть похожим на первых, что же касается последних — как он их всех желал!

* * *

Сотрудничество с герцогиней д’Абрантес начало становиться взаимовыгодным. Бальзак сменил гардероб, стал выглядеть более уверенным в себе, завел в Париже массу полезных знакомств. Всем этим, по словам С. Цвейга, он был обязан своей новой связи, «в которой было не столько истинной любви, сколько взаимного чувственного влечения и любопытства ума». Ироничный С. Цвейг еще называл их отношения «своеобразным товариществом». Оба они долго были в долгах, оба отличались жадностью до жизни, оба продолжали еще длительное время «по-товарищески помогать друг другу, хотя кратковременная страсть их уже давно отпылала».

После того как Бальзак стал своим человеком в королевстве под названием «герцогиня д’Абрантес», в королевстве изящной словесности ему тут же начала улыбаться удача.

В сентябре 1825 года в свет вышел его роман «Ванн-Клор». Пока еще под псевдонимом Орас де Сент-Обен. Но зато его издатель уже разговаривал с Бальзаком вполне уважительно, а потом замолвил за него слово перед одним из своих постоянных авторов, Анри де Латушем, который пользовался определенным весом в газетах.

— Вот книга мужественного молодого человека с большим будущим, — сказал он. — Вы пользуетесь влиянием и должны оказать ему услугу, написав о нем несколько одобрительных слов.

Месье Латуш редактировал «Фигаро», и с января 1826 года Бальзак начал сотрудничать с этой газетой.

* * *

Мадам де Берни, которой в мае 1826 года исполнилось сорок девять лет, конечно же, была информирована о связи Бальзака с герцогиней д’Абрантес, бывшей на семь с половиной лет моложе ее. Возможно, ее осведомила об этом мадам Бальзак, которая, будучи в гостях у Сюрвиллей, узнала о новом любовном приключении сына и, видимо, не без ехидной задней мысли проявила нескромность.

Тем не менее благородная женщина по-прежнему продолжала помогать своему юному другу, что вызывало у отца Бальзака чувство признательности к ней. Супруги Бальзак простили «даме с околицы» ее грехи, ибо она искупала их, вкладывая деньги в деловые начинания их Оноре. Однако мадам де Берни сильно страдала из-за неверности своего возлюбленного. Чтобы хоть как-то успокоиться, она придумала себе иллюзию, что молодому человеку это было нужно для его карьеры.

Бальзак же, который, похоже, уже «вырос» из материнской любви и нуждался в любви женщины, более плотской и более откровенной, без труда переносил разлуку с Лорой де Берни. Не то чтобы ему совсем не хотелось увидеться с ней, нет, но желание это угасало, едва возникнув. Расстаться с ней без сожалений? Нет, этого ему тоже не хотелось. Он еще был привязан к ней какими-то невидимыми нитями. Его все еще влекло к ней прежнее чувство, которое он сам еще совсем недавно именовал любовью. Но любовь ли это была? А если и нет? Если это и был всего лишь обман, ведь она сама согласилась на него.

* * *

Неразрешимая дилемма! По этому поводу А. Труайя замечает:

«Ветреный любовник не знает, на что решиться: одна возлюбленная хранит воспоминания о наполеоновских походах, другая — искренне любит, да и ее финансовая поддержка никогда не будет лишней».

Любовная связь с герцогиней д’Абрантес льстила Бальзаку, отношения с ней были для него очень полезны. Но и Лора де Берни никак не оставляла его. Одна Лора, другая Лора… Как было сохранить одну, не потеряв в то же время другую? Периодически наступали моменты, когда его первая Лора одерживала верх, и он начинал отдаляться от второй. В ответ на это она разражалась яростными и презрительными посланиями.

Вот, например, что писала ему герцогиня д’Абрантес в самом начале 1826 года:

«Ваше упорное нежелание приехать более чем смешно. Чтобы успокоить Ваши опасения, говорю без всякого гнева: полное безразличие сменило в моем сердце все, что было в нем прежде. Говоря „безразличие“, я именно это и имею в виду, так что не страшитесь ни сцен, ни упреков. Однако мне необходимо Вас увидеть; как ни странно, но так оно и есть. Если бы тут не были затронуты интересы моей семьи, моего будущего, да и Ваши, поверьте, я бы согласилась считать недействительными все отношения между нами — прошлые, настоящие и грядущие.

А посему соблаговолите не забывать, что я женщина, и проявите ко мне хотя бы ту простую и необходимую вежливость, какую всякий мужчина проявляет к самой последней из нас. Неужели Вы настолько слабы, что боитесь ее ослушаться, бедняга! В таком случае это еще более достойно сожаления, чем я думала.

Соблаговолите прислать мне книги, которые Вам выдавали по моей просьбе: библиотекарь Версаля напоминал мне о них уже, по крайней мере, раз десять».

После таких писем Бальзак вновь возвращался к герцогине д’Абрантес — как и большинство мужчин, он был не в силах противостоять соблазнам.

Виделись они тайком, в уединенном флигеле в Версале. Облокотившись на подоконник, они вместе любовались «чудесными колдовскими звездами» и наслаждались «величавой тишиной, нисходившей на душу». Мягкие летние ночи были так милы любовникам, не стремившимся быть увиденными.

А. Моруа пишет об их отношениях так:

«Как все стареющие женщины, она говорила о своих горестях, о том, что к ней до времени пришло увядание, о разбитых надеждах. Меланхолия — весьма действенная форма кокетства. Как все молодые люди, Оноре утешал герцогиню; сам не веря тому, что говорит, он утверждал, будто многие женщины, которым гораздо больше лет, чем ей, вновь живут прекрасной и сладостной жизнью. Она укоряла его за то, что он принес ее в жертву „ради своих старых оков“. Он произносил торжественные и лживые клятвы, обещал видеться с нею чаще, но прибавлял: „Надо только, чтобы моя сестра ничего не узнала“».

Врать женщине — дело нужное и полезное. Без этого редко можно построить с ней нормальные отношения. Ну что, казалось бы, сложного в том, чтобы пообещать не видеться больше со своей «бывшей»? Элементарно. Главное, чтобы ложь была понятна женщине и отвечала ее внутренним чаяниям. А еще неплохо, чтобы она была изложена красиво и уверенно, тогда есть больше шансов, что женщина поверит.

* * *

Его «старым оковам» — мадам де Берни — было уже за пятьдесят, но она все еще оставалась страстно влюбленной в Бальзака. Ах, как она отличалась теперь от той великолепно владевшей собою и чуть насмешливой женщины, какой она была в начале их знакомства! Ныне она любила своего слишком молодого возлюбленного с совершенно безумным пылом; она восхищалась в нем всем, и прежде всего — его постепенно встающим на ноги гением.

Вот пример одного из ее писем Бальзаку:

«О, мой дорогой! Мой божественный! Все, что я могу, — это пребывать в экстазе, погружаясь в свои воспоминания. Как передать тебе, до чего я счастлива! Чтобы понять, ты бы должен был познать самого себя, а это невозможно, главное же — тебе невозможно постичь, что ты значишь для меня.