Маньяк какой-то. Псих ненормальный. — Литературный критик, — уточнил Анфилогов.

— Надо же, как замаскировался! — восхищенно воскликнул Закотеев. — Это додуматься надо!

— Не ваша ли машина стояла на повороте, рядом с пустырем, где было совершено убийство Ухалова? — спросил Анфилогов. — Некоторые утверждают, что она простояла там несколько часов.

— Мало ли где могла стоять наша машина, — небрежно махнул рукой Евладов. — Да и наша ли... Сейчас столько совершается убийств... Куда ни плюнь, обязательно на место преступления попадешь. — Пока машина стояла, — продолжал Анфилогов, — дождь прошел... Очень четкие следы протектора остались... Со всеми подробностями, с повреждениями, сбоями... Все отпечаталось.

— И о чем это говорит? — расхохотался Закотеев. Его Канарский загар был виден даже в полутемной комнате. К тому же Закотеев продуманно надел белую майку с пальмами, видимо, привезенную с тех самых островов.

— Не в этой ли машине дожидались убийцы, пока жертва покажется из дома...

Не на этой ли машине они и уехали... Так вот мне подумалось.

— Ну, подумалось, и хорошо, — Евладов поднялся. — Спасибо за приятную беседу, за гостеприимство. Спрятали нас от такой жары, от такой жары... Мы бы все загнулись, если бы не приютили нас правоохранительные органы, а? А подонка этого не жалейте... Собаке собачья смерть. Если порешили ребята, значит, заслужил. Хорошего человека убивать никто не станет, за хорошего человека каждый заступится, — Евладов назидательно поднял короткий указательный палец и поводил им перед носом участкового.

— Да не было у него никогда этой собаки! — закричал Пияшев тонким, истеричным голосом, не выдержав унижения. Он бы и стерпел, возможно, подобное он терпел и раньше, но сейчас, когда в кабинете был Анфштогов, он сорвался.

— Как это не было? — остановился в дверях Евладов. — Ведь это... В газетах писали, что рядом с ним валялась и собака... Разве нет?

— Не его это собака! Ошиблись вы, ребята, обосрались!

— Это была не его собака? — Евладов снова прикрыл дверь и вернулся к столу Пияшева. Обидных слов участкового он попросту не услышал. — Чью же собаку он выгуливал? — вкрадчиво спросил Евладов и посмотрел поочередно на своих ребят, на участкового. — Чью собаку он выгуливал?

Закрыв лицо руками, Анфилогов тихонько раскачивался из стороны в сторону.

И только взглянув на него, Пияшев понял, какую глупость сморозил. Он тут же заткнулся, даже рот закрыл себе ладонью, и только распахнутые в ужасе глаза говорили о его состоянии.

— Ну? — Евладов, подойдя вплотную к Пияшеву, постарался заглянуть ему в глаза.

— Откуда я знаю! Соседи говорили!

— Ты участковый, — тихо произнес Евладов в полной тишине. — Ты все знаешь.

Ты, Саша, оказывается, пудрил мне мозги... Вешал лапшу на уши. Короче, дурил.

Не надо меня дурить, Саша. Это нехорошо. Такое обращение мне никогда не нравилось, а сейчас не нравится особенно. Ну ладно, ребята, главное мы выяснили... Пошли отсюда. Здесь, как я вижу, люди лживые и поганые. Кто-то обещал, что будут еще трупы... Я начинаю верить этому человеку, j Теперь я понимаю, что этот человек знал, что говорил. Да, Саша? Пока, Саша.

Когда Анфилогов убрал наконец руки от лица, в кабинете сидел один Пияшев, уставившись в стену прямо перед собой. Анфилогов отодвинул занавеску и выглянул во двор. Алая машина с откинутым верхом, стоявшая у самого подъезда, резко сорвалась с места и скрылась за углом дома.

— Хорошие у тебя гости бывают, Саша, — проговорил Анфилогов, усаживаясь в темный угол на тот самый стул, на котором совсем недавно сидел Евладов.

Пияшев потер ладошками лицо, пригладил волосы, поднявшись, проверил дверь — плотно ли прикрыта, выглянул в окно и, убедившись, что бандиты отъехали, снова сел за стол.

— Знаешь, что я тебе скажу, дорогой Иван Иванович... Да, я сорвался...

Сорвался. Как последний дурак. Могу написать рапорт и доложить начальству о том, что произошло. Подставил Касьянина под бандитские пули. Все может получиться по-разному, но мужик в опасности.

— Неужели ты это сделал случайно? — невинно спросил Анфилогов.

— Вон ты куда клонишь... Ну что ж, клони. Можешь написать рапорт. Но я вот что хочу сказать... Насчет хороших гостей, как ты только что выразился. — Участковый резко встал, отбросив в сторону стул, прошелся по кабинету, с такой же резкостью поставил стул на место и снова сел. — Ты знаешь этих ребят?

— Более или менее.

— Знаешь, кто они?

— Бандюги.

— Почему же ты их не берешь? Почему не требуешь группу захвата с машинами, гранатометами, с десятком автоматчиков? Почему не окружаешь эту паскудную машину снайперами, которые бы смотрели за ней из каждого окна, из каждого грузовика на дороге? Почему ты этого не делаешь, зная, кто они? Зная, что их машина стояла несколько часов, поджидая собачника со светло-рыжим кокером!

— Вопрос, конечно, интересный, — усмехнулся Анфилогов, и из темного угла опять сверкнула слепящая его улыбка.

— Почему ничего не делает управление? Районные власти, городские, республиканские? Где все эти губернаторы, президенты, наместники? Где эти гомики, педики, вся эта шелупонь вонючая? Почему они всех этих бандюг бросили на меня, на Сашу Пияшева, двадцати пяти неполных лет? Почему?!

— Не знаю, — просто ответил Анфилогов.

— Тогда не спрашивай, зачем ко мне заходят такие гости! Спроси лучше, давно ли у меня был начальник районного управления! Давно ли у меня был начальник по борьбе с какой-то там преступностью! Давно ли у меня был наш полоумный президент! Министр!

— Они все надеются на тебя, Саша, — без улыбки ответил Анфилогов. — Ты — последняя их надежда.

— Вот то-то и оно, Иван Иванович, — печально вздохнул Пияшев. — Один я, понимаешь, один. Если мужик бабу колотит по пьянке, я могу вмешаться. Если в песочнице ссора произошла... В детский сад зашли мужики отлить после пивного ларька... Вмешаюсь. А вот с этими... — Пияшев показал на стулья, на которых недавно сидели нежданные его гости. — Этим ребятам я могу только улыбаться и делать вид, что мы с ними всегда найдем общий язык. И мы находим общий язык! Но каждый раз это оказывается их язык, Ваня. Не мой.

— Это печально, — сказал Анфилогов.

— Да, сорвался... Сейчас пойду к Касьянину каяться и предупрежу об опасности.

— Я уже это сделал. — Да? А откуда ты знал, что...

— Не ты, так другой... От этой публики ничего не утаишь, — Анфилогов поднялся. — Пока, Саша... До скорой встречи.

— Я тоже ухожу, — поднялся Пияшев и направился вслед за Анфилоговым.

— Ты не запираешь стол? — удивился тот.

— Не запираю. По той простой причине, что он не запирается. Не предусмотрено. Знаешь, где я его взял? Тут какая-то контора переезжала, вот они его и выбросили. А я подобрал. На свалке. И стулья тоже. Теперь у меня мебель.