Отец Николая II Александр III однажды по неизвестным мне причинам обратил внимание на Бадмаева и выступил в роли его крестного отца, когда Бадмаев перешел в православную веру и вместо бурятского имени Жамсаран принял русское Петр Александрович. Бадмаев занимался «тибетской медициной». Больше я о нем ничего не знал, кроме того, что в последние годы все больше жадных до сенсаций пациенток доверяли «тибетской медицине» и что Бадмаев содержит собственный санаторий. Свои лечебные средства он держал в строгом секрете. Он готовил их в своем санатории в особом помещении, оборудованном в соответствии с «тибетскими» правилами, и использовал при этом таинственные заклинания. Бадмаев владел аптекой; на продававшихся в ней лечебных средствах стояли магические знаки и магические названия. Из медикаментов Бадмаева я благодаря своим пациенткам непосредственно познакомился с «тибетским эликсиром жизни», «черной эссенцией лотоса» и так называемым «настоем из цветков ашоки». Пациентки клялись, что эти лекарства помогают при различных болезнях, и легко было представить себе, что «дальневосточные флюиды» Бадмаева нашли благодатную почву в лице склонной к мистике императрицы.

– Вы знаете Бадмаева? – спросил Деревенко.

– Очень немного, – ответил я.

– Вчера вечером он провел несколько часов у постели царевича, – сказал Деревенко. – Император очень ценит его, хотя до сих пор обращался к нему за медицинским советом только один раз. Его величество несколько месяцев страдал от болей в желудке, которые, несомненно, вызваны расстройством нервов. От этих болей Бадмаев приготовил напиток из тибетских трав, который подействовал очень быстро. Я подозреваю, что это лекарство состояло из белены и гашиша, то есть оказало лишь болеутоляющее и успокоительное действие. Однако ее величество императрица посчитала, что успехом лечения они обязаны молитвам и заклинаниям Бадмаева. Поэтому вчера, в отчаянной ситуации, она настояла на том, чтобы обратиться к нему…

– И каков результат? – спросил я.

– Отрицательный, – сказал Деревенко, – Бадмаев слишком умен, чтобы взяться за безнадежный случай. Он предпочел оставить его нам. Вчера он довольно ловко объявил, что это не тибетская болезнь. Это болезнь европейская, от которой не помогут тибетские средства – ни растения, ни травы, ни заклинания.

Деревенко прервался и испытующе посмотрел на меня своими серо-зелеными глазами.

– После этого, – сказал он затем, – вчера вечером было принято решение обратиться за помощью к вам, не знаю, стоит ли поздравлять вас с этим… Ее величество императрица два дня не отходит от постели царевича. Она в отчаянии. Я хотел предупредить вас об этом, чтобы вы не испугались…

Войдя в спальню царевича, я испытал ужас при виде Александры Федоровны. Платье ее было измято. Как я узнал позднее, всю прошедшую ночь она пролежала на полу рядом с кроваткой царевича и молила Бога сотворить чудо. Только утром она поднялась и перестала молиться, решив, что Бог по какой-то причине не хочет ее услышать.

Волосы ее растрепались, глаза запали. Под глазами были темные круги. Лицо стало желтовато-бледным. Она смотрела неподвижным взглядом прямо перед собой, словно не замечая меня.

Лицо царевича посреди белоснежной кроватки казалось крошечным, осунувшимся и восковым. Носик заострился и резко выделялся на лице. Глаза были открыты и смотрели на меня в страхе, когда я подошел к кроватке. Тут же маленький рот искривился, раздался болезненный полуплач, полустон. По-видимому, ребенок начал кричать от страха потому, что пришел я в сопровождении доктора Деревенко.

Я огляделся, ища помощи, и позади императрицы заметил полную фигуру Вишняковой. Она почтительно протиснулась мимо императрицы, безучастно смотревшей перед собой, и наклонилась к царевичу.

– Алеша, – прошептала она и положила руку ему на лоб, – Алеша, не надо плакать. Это доктор Федоров. Он однажды уже помог тебе, когда ты был еще совсем маленький. Послушай, Алеша, дай ему посмотреть, что у тебя болит, чтобы он мог тебя вылечить…

Но царевич был слишком испуган, чтобы спокойно ее выслушать. Прошло почти десять минут, пока Вишнякова не успокоила его. Он перестал прижимать к себе обеими ручками одеяло и позволил откинуть его. Картина, которая мне открылась, была столь тягостной, что я никогда не забуду ее, хотя позднее мне приходилось видеть его и в худшем состоянии. Маленькое тельце было покрыто потом. Оно выглядело изможденным и страшно напряженным от боли и страха. Царевич лежал на левом боку, подтянув правую ножку почти к груди. Все правое бедро из-за внутреннего кровотечения стало красно-синим и распухло. При этом глаза ребенка смотрели на меня с такой мольбой, что сначала я даже не пытался выпрямить ему ножку или коснуться посиневшего места. Диагноз был и без того очевиден. И не имело значения, где именно произошло кровоизлияние и как широко оно распространилось, поскольку у нас – в то время – не было средства устранить причину кровотечения. Не помогло бы и переливание крови.

Я осторожно взял ребенка за руку, пощупал пульс и измерил температуру. В это время в детских глазах мелькнул проблеск доверия. Температура была пугающе высокой, и Деревенко, конечно, был прав, когда предполагал угрожающую жизни инфекцию. Маленькое сердечко билось часто. Все остальное выдавало лицо: большое внутреннее кровотечение! Единственным известным тогда средством борьбы с заражением было хирургическое вскрытие очага инфекции. При гемофилии такая операция исключена.

Когда я медленно выпрямился, императрица впервые заговорила. Голос ее звучал болезненно и хрипло. Она с трудом выговаривала одно слово за другим. Она спросила:

– Что вы будете делать?..

– Ваше величество, – сказал я, – прежде всего нужно позаботиться о том, чтобы ребенок успокоился и расслабился. Из моей последней учебной поездки я привез несколько новых средств, благодаря которым царевич заснет и спадет температура. Завтра посмотрим, что делать дальше…

Не знаю, поняла ли она, что мои слова – не что иное, как отговорка. Больше она ни о чем не спрашивала, только совершенно неподвижно смотрела с растерянным выражением лица, как я, насколько возможно быстро и аккуратно, влил царевичу в рот несколько лекарств от боли, температуры и симптомов сердечной слабости. Молча склонив голову, я ждал, когда ребенок успокоится.

В этот момент я снова услышал голос императрицы.

– Доктор Федоров, – сказала она едва слышно, – говорят, вы долгое время провели в Германии, Англии и Париже. Там вы изучали новейшие достижения медицины. Я хочу услышать от вас правду. Краснобаев, интриганов и обманщиков вокруг нас достаточно. Император и я окружены ими…

Я непроизвольно поднял взгляд. Посмотрев на ее лицо, я заметил, что оно покрылось лихорадочными красными пятнами. Конечно, она была права. Зная Петербург, я ни на одно мгновение не сомневался в том, что она права… Но я не сомневался и в том, что она больна и что ей необходим специалист по нервным болезням, по меньшей мере в этот момент и в этот день.

Ее дыхание участилось, хотя голос не стал громче.

– Скажите мне правду, – повторила она. – Нашла ли медицинская наука средство против болезни царевича или нет?..