Покинутые земли поспешили занять боспорские греки, а какая-то, численно весьма небольшая, орда скифов даже осмелилась обосноваться на левом берегу Дона, о чем свидетельствуют погребения в катакомбах в курганах у с. Новоалександровка и Высочино.

Илл. 67. Золотая бляха с изображением скифов, стреляющих из луков.

Курган Куль-Оба

Впрочем, по мнению К.К. Марченко, «период относительного благоденствия новой (боспорской) колонии, да надо полагать, и всех остальных жителей низовьев Дона, включая и левобережных скифов, продолжался весьма недолго. Не позднее 70-х гг. III в. до н. э. сарматы (савроматы), перейдя Дон, совершили свой первый и, по-видимому, один из наиболее опустошительных набегов в Северное Причерноморье…».

Таким образом, если какие-то рейды конных савроматских дружин в IV в. до н. э. через Танаис и далее, в глубь скифских владений, и имели место, то

археологически осязаемых следов они не оставили. Но это не меняет общей ситуации: Великая Скифия, каковы бы ни были истинные причины данной катастрофы, погибла.

А что же сарматы? Во II в. до н. э. сарматские памятники распространяются по всей степной части Северного Причерноморья, а местами заходят и в Лесостепь – на Дон, Северский Донец, Днепр и Днестр, где тоже есть сарматские курганы. Самый известный отечественный сарматолог К.Ф. Смирнов так писал об этих драматических событиях в своей последней работе под красноречивым названием «Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии»: «Массовое вторжение сарматов в северопричерноморские степи произошло не позже начала II в. до н. э. Массовому завоеванию Скифии предшествовал период постепенного проникновения на запад отдельных савромато-сарматских групп, значительная часть которых вышла из большого массива „савроматских" племен, как собственно савроматов Геродота, так и родственных им более восточных племен, живших к востоку от Волги – в степях Южного Приуралья. Точное название последних мы не знаем». По-видимому, рисующий картину полного разгрома скифского государства Диодор (кстати, не ясно к какому времени относится его сообщение) прав только частично. Известны скифские памятники в низовьях Днепра и к востоку от него, по реке Молочной, что плохо согласуется со свидетельством этого античного автора о полном уничтожении Скифии. Очевидно, погром охватил только те области, где сарматы встретили упорное сопротивление. В других местах скифы могли подчиниться завоевателям и платить им дань, сохранив свою жизнь и имущество. Есть также все основания считать, что Нижний Днепр, Крым и территория, которую Страбон назвал «Малой Скифией» (совр. Добруджа), сохранили старое скифское население. Несколько позднее Скифия будет ограничена только площадью Крыма и узкой полосой причерноморского побережья до Ольвии.

Окончательно изгнали скифов из этих окраинных мест сперва готское (III в. н. э.), а потом и гуннское (IV в. н. э.) нашествия. Скифы исчезли как народ и больше никогда не упоминались в анналах мировой истории.

VIII в. до н. э. наступает эпоха широкой греческой колонизации в бассейне Средиземного и Черного морей. Перенаселенные, погрязшие во внутренних усобицах и противоречиях города Эллады рассылают во все стороны открывателей новых земель, которые возвращаются с волнующими вестями о новых богатых землях. За ними идут караваны судов с переселенцами, жаждущими найти свое счастье вдали от бесплодных, выжженных солнцем греческих гор. Так возникают многочисленные колонии, где изгнанники и авантюристы создают порты, принимают товары из городов-метрополий и посылают взамен богатства, выкачанные из новых земель. Но по странному стечению обстоятельств этот могучий поток колонизации направлялся преимущественно на восток, юг и юго-запад, избегая до поры до времени опасных северных маршрутов. Греки гомеровской эпохи знали о северных землях до удивления мало. За узкой и каменистой щелью Геллеспонта-Дарданелл и Боспора Фракийского (совр. Босфор) им виделись таинственные и фантастические картины: лазурное побережье Тавриды-Крыма и цветущие берега Кавказа представлялись им сквозь пелену неведения царством вечного холода и мрака, больше похожим на глубины подземного царства мертвых – Аида, нежели на реальные географические районы.

Киммерийцы населяли южнорусские степи до прихода скифов и были затем вытеснены последними где-то в начале VII в. до н. э. Другая гомеровская поэма – «Илиада» рисует облик кочевников-киммерийцев более правдоподобно, хотя и не лишена налета известной их идеализации:

Фантастические картины гомеровских поэм стали на более реальную почву только после того, как первые греческие мореходы преодолели вполне понятный страх перед неведомым и рискнули пуститься в плавание по бурным волнам Черного моря. Дух наживы и дерзкого предпринимательства господствовал в те века, когда человек узнавал о новых богатствах земли из рассказов, становившихся почти легендами. Романтика и действительность взаимно дополняли друг друга. Вся Эллада грезила сказочными богатствами далеких северных и восточных стран, где «золотоносные реки из царства Плутона» выходят прямо на поверхность, а золотые самородки величиной с голову взрослого человека валяются буквально на каждом шагу. Тучные поля изнемогают там от тяжести налитых колосьев пшеницы, а реки полны косяков осетровых рыб.

Такой блестящий приз, безусловно, стоил в глазах грека любого риска. И дочерна просмоленные крепкие корабли с пурпурными носами устремлялись на всех парусах в манящие черноморские дали.

Каждый греческий купец был в те времена и пиратом, готовым при случае наверстать свои торговые убытки с помощью грабительского набега на прибрежные селения варваров. Примером такого полупиратского полуторгового рейда с далеко идущими разведывательными целями можно считать плавание легендарного «Арго» в Колхиду за золотым руном, оберегаемым огнедышащим драконом. Однако сведения, принесенные из похода Ясоном и его товарищами, касались только юго-восточных районов Кавказского побережья. Северное Причерноморье в VIII в. до н. э., вероятно, по-прежнему оставалось вне прямой досягаемости греческих мореходов. Положение резко меняется уже в начале VII в. до н. э. Отдельные рекогносцировочные рейды к северному побережью Понта начинают приносить свои плоды. Древние греки никогда не называли это море Черным. Первоначально оно звалось Аксенским Понтом, что значит «Негостеприимное море», а позднее, с началом широкой колонизации его берегов, – море переименовали в Эвксинский Понт, т. е. «Гостеприимное море».