Но сейчас, когда у любовного акта появился страшный до дрожи смысл - вместе завоевать вечность! - энергия взаимного желания перехлестнула через все преграды. Волны высшего экстаза накатывали на обоих так, как вообще никогда раньше. Каждая клеточка была из драгоценного янтаря, переполненного солнцем и вечностью! Всё сияло! Они ощутили слияние чуть ли не костным мозгом и стали почти сиамскими близнецами.

Когда им удалось остановиться, Николай упал с кровати на пол и захохотал, как в кино.

- А мне не больно падать! - отсмеявшись, сказал он Галине.

- Я счастлива! - повторяла она. - Мы с тобой всегда будем вместе!.. Мы будем только с тобой! Всю жизнь...

- Вечно, - вторил Николай. - Вечно... Представляешь, у нас может быть двадцать, сорок, хоть сто человек детей, а ты никогда не состаришься и не умрёшь, и для тебя роды будут такими же привычными, как дыхание...

- Коля, это что-то невероятное! То, что я сейчас чувствую, это такая любовь, такая нега, столько близости к тебе... Только вечная и бессмертная любовь может быть такой! Я чувствую! Мы с тобой объездим весь свет, всю Землю, у нас теперь будет время выучить наизусть каждый закоулочек планеты, представляешь, милый, милый, я так люблю Сибирь, Кавказ, а потом мы с тобой сможем полюбить, скажем, Гималаи, хоть Антарктиду, - и гулять там по горам, хоть по воде, хоть по снегу, нам не будет ни холодно, ни больно, даже если мы свалимся в какую-нибудь пропасть...

Николай подошёл к утреннему окну и посмотрел на Храм Христа Спасителя. Помолчал торжественно. А потом выкинул такую штуку.

- У нас с тобой, - доверительно сказал он Храму, - теперь есть кое-что общее.

Он открыл окно, влез на подоконник, повернулся к Галине, безмятежно наблюдавшей с кровати за его телодвижениями, помахал ей рукой, а она ему, - и выпрыгнул в рассветную Москву.

Раздался звук-хруст-всхлип. Галина не поняла. Встала, выглянула в окно.

На асфальте лежала красная бесформенная куча мяса с костями, которая ещё минуту назад была её мужем.

Всё еще не понимая, Галина встала на подоконник и шагнула вперёд: ей срочно понадобилось кое-что уточнить у Николая.

...Когда участковый составлял протокол, его за рукав тронула маленькая кругленькая старушка:

- Миленький, у них котик остался, можно я заберу? Я Татьяна Алексеевна.

- Других наследников нету? - важно спросил участковый.

- Была одна, молодая, но ушла и не вернулась, - честно ответила бабуля, многократно разглядывавшая Марию, когда та купалась в коммунальной ванне: у бабульки была своя дырочка в стене. Ещё до войны провертела и замаскировала.

- Берите кота, - согласился участковый. Ему было не до котов.

Двойное самоубийство совершенно здоровых, заметно счастливых, проверенно законопослушных граждан создавало участковому вполне человеческие проблемы, которые надо решать. Пусть бабуля берёт кота, пусть.

Мария устала. Сначала концептуальная лекция от Ленина, потом потрясающее сообщение от Аристарха Удодовича, что дальше?

Она не собиралась возвращаться на Кропоткинскую, но и расстаться с приютившими её супругами просто так, по-английски, тоже не могла. Нехорошо. Надо позвонить.

На звонок ответила бабуля Татьяна Алексеевна - телефон висел в коридоре, как положено в коммуналке.

- А почему не можете позвать? - удивилась Мария. - Ночь на дворе, но не очень уж и поздняя.

- У них, деточка, теперь всегда ночь на дворе... - с глубокой печалью отозвалась Татьяна Алексеевна. - Вот и котика я к себе взяла...

- Что случилось? - нетерпеливо спросила Мария, даже не предполагая, что именно услышит в ответ.

- Убились они, миленькая, убились. Совсем. А котик пусть у меня будет, ведь он тебе не нужен, ладно?

- Как убились?! Этого не может быть! - закричала Мария, не веря ушам.

- Из окошка вылетели вдвоём, на рассвете, - терпеливо и печально продолжала бабуля.

- Ну и что? Подумаешь: из окошка! - сморозила Мария, забывшая, что там седьмой этаж старинного дома с четырёхметровыми потолками.

- Деточка, я ж не вру тебе. Горе-то какое!.. Они тебе небось родственники? Я тебя помню, ты у нас всю весну и половину лета жила.

- Послушайте, я вам не верю. Вы пожилой человек, так говорите правду! Куда делись Николай и Галина? - возмутилась Мария.

- Туда, милая, туда. Вот и участковый тоже не верил своим глазам. Здоровые такие, довольные, на лицах улыбки - и без всякого наркоза... Прыгнули...

"Не может быть, не может быть, не может быть!" - повторяла про себя Мария, как заклинание. Она сама видела, как Петрович, убегая от её неловкого движения, куснул Галину до крови. Неужели не подействовало?

- Бабуля! Я к вам можно сейчас приеду? - опять сморозила Мария.

- Бог с тобой, я спать ложусь. Вот завтра сюда хозяйка ихней комнаты вернётся, её из деревни, то есть с дачи, вызвали, тогда приходи. У тебя здесь что - вещички остались? Ты скажи, я присмотрю. А котика я взяла, ладно?

- Да на здоровье, хоть тигра, бабуля, вы не представляете - что вы мне сейчас сделали! Не представляете!!!

Бабуля поняла это по-своему. Дескать, что горе причинила. Обиделась.

- Знаешь, это не я их выкинула. Они сами. И участковый сказал: сами. Я тебе ничего не сделала! Спокойной ночи! - И с треском бросила трубку.

Мария остолбенело смотрела на свой мобильник. За один вечер он выдал ей три сообщения одно другого круче. Она утратила способность что-либо чувствовать. Если после речи вождя мировой революции она ещё что-то соображала, хотя бы из протеста, что её воспитывают; и если после сообщения, что в её родной квартире проживает синеглазая причина всех её приключений, она сумела удивиться, - то после разговора с бабулей о самодеятельной смерти Николая и особенно Галины, чего не могло быть, Мария словно окаменела.

Она забыла, что намеревалась где-нибудь помыться. Она забыла, что у неё где-то есть Иван с Васькой. Она забыла всё, кроме одного: маленькие кровяные пятнышки на ноге Галины после крысиного укуса. Галина не заболела! Бессмертие не тронуло её! Почему?

Мария похлопала по той сумке, где раньше хранился Петрович.

- Где же ты, испуганный ты мой?.. Как же мне тебя не хватает... Ты уж извини, что я тебя ударила, а ты укусил Галину...

Она лепетала, как в бреду, всякие нежности, обращая их к безвозвратно утраченному Петровичу, и надеялась, всё-таки надеялась на чудо, что кто-то придёт и всё ей объяснит. Главный вопрос изменился и теперь звучал так: действительно ли она, Мария, бессмертна навек? Или может в любой момент произойти осечка, как с Галиной? Похоже, она впервые в жизни абсолютно искренне радовалась чужой смерти. Всем сердцем радовалась.

Странно всё-таки устроен человек! Особенно женщина.