Музей открыли в прошлом году, занимает он дом, в котором, как полагают, Жюли давала уроки. Нельзя сказать, что дом отличается от соседних. Они увидели, что чья-то рука повернула табличку за дверным стеклом стороной с надписью «ОТКРЫТО» наружу. Остальные, очевидно, вернулись, обнаружив музей закрытым. Дверь большая, стеклянная в стальной раме, вмонтирована в толстенную стену старого дома, ведет в обширное помещение первого этажа. В десятке стеклянных витрин демонстрируются тщательно отобранные и систематизированные экспонаты. В одной — художественные кисти, мелки, угольки, незавершенные наброски, метроном, ноты. В другой — желтый шелковый платок, заношенные перчатки из черной ткани. Перчатки как будто лишь недавно соскользнули с маленьких ручек Жюли. Сара услышала, как Стивен украдкой вздохнул. Она покосилась на спутника — мертвенно — бледен Стивен. Перчатки для него живы, дышат Жюли, ее бедностью, ее смелостью, стремлением приспособиться к жизни. Экспонируются ее дневники, письма — главным образом, посвященные переписке нот или позированию для портретов. Писем к матери не сохранилось. Возможно, они сгорели в пылающей лаве вулкана Пеле. Ни одного письма, адресованного Реми, хотя эти письма, скорее всего, сохранились. Письма от Поля и от Реми собраны стопками, готовы к тому, чтобы ими занялись биографы. Письма Поля длинные, отчаянные, затуманенные любовью; письма Реми длинные, ясные и продуманные, но страстные. Филипп, похоже, писем не писал. К чему, ведь они виделись почти ежедневно.

Стены покрыты рисунками и акварелями Жюли. Автопортреты, пейзаж с домом, интерьер ее жилища. Себя она изображала совершенно беспристрастно, без лести, иной раз карикатурно. Вот, к примеру, надутая ощущением собственной значимости госпожа учительница, собравшаяся на уроки в какой-нибудь зажиточный дом, вроде этого, в котором теперь музей. А вот Жюли изобразила себя служанкой-негритянкой в просторной цветной юбке, блузе с оборочками и бандане.

А вот та самая аравитянка под прозрачной вуалью, глаза которой проникли в душу Стивена; та, которую Сара встретила в его имении. Позже, в период Реми, позы ее статичнее, руки часто сложены на коленях, подчеркнута мягкая женственность, готовность к самоотдаче; трогательно обнажены плечи, грудь спрятана в кружевах. Рисунок голой вакханки размещен в сторонке, не бросается в глаза, как будто устроители решили, что из песни слова не выкинешь, но лучше спустить это слово под сурдинку. Живописное наследие Жюли, однако, прорывало рамки музея, ее рисунки и акварели уже украшали почтовые открытки.

Маленькая дочь Жюли, крохотное создание с большими, унаследованными от матери черными глазами, смотрит на посетителей сквозь стекло посвященной ей витрины. Там же представлена кукла; на приколотой к ней карточке рукою Жюли написано: «Sa poupee»[8]. Кукла примитивная, скорее, намек на игрушку; лысую голову перечеркивает шов-шрам, как будто с нее скальп срезали, глаза отсутствуют. Но даже в таком виде кукла оставалась любимой: чумазая, затасканная, обозначающая платье красная тряпица разодрана.

Стивен и Сара плачут, не скрывая слез.

— Никогда я не плачу, — бормочет Сара сердито. — Это всё проклятая музыка ее, проклятущая, проклинающая.

— Время плакать и время смеяться, — отзывается Стивен. — Второго не дождемся. Пошли-ка отсюда.

Вышли на улицу, где музыку то и дело перекрывает рев мотоциклов. Труппа за столиками кафе, под тентами-зонтиками. Для забавы устроили цитатную перекличку, подражая Саре и Стивену.

— Всё, в чем ты нуждаешься — это любовь, — сурово возвестил Билл, после чего все принялись наперебой цитировать известные песни.

— Всё, что надо мне — заснуть, — в тон ему отозвалась Салли, и Ричард пропел тоненьким голоском:

— Заснуть, заснуть, заснуть…

— Ну и голос у тебя, — удивилась Салли.

— Пусть забьются сердца беспокойно! — обратившись к кому-то в верхних этажах, воскликнула Мэри Форд.

— Здесь мы на месте, здесь наше время, — повернулась к Биллу Молли.

— Еще денёк, еще денек в раю, — ответил ей Билл.

— Ты мой единственный соблазн, — сообщил Эндрю не то салфеточнице, не то набору из солонки, перечницы, горчичницы, зубочисток и сувенирных спичек в центре стола и добавил, чуть подумав: — Люблю тебя, любовь. — Он повернулся к Саре, приветственно поднял стакан, еще немножко подумал и повторил то же в адрес Стивена.

— Толкайся и крутись, — призвала Молли Билла.

— Об-ла-ди, об-ла-да… — поддразнил он ее.

— С тобой, только с тобой, — сначала сказала Салли Ричарду, затем пропела ему это, и он тут же ответил:

— Слишком поздно, ушло наше время… Ползут мурашки по спине…

И снова Салли:

— Глянь на меня, приятель мой, дойду ли я одна домой…

Ричард поднял ее руку, поцеловал. Она отняла руку, вздохнула. У обоих на глазах выступили слезы.

— Сказал, что любишь, в доброте сердечной, — это опять Молли и опять Биллу. — Что жадным взглядом смотришь на меня?

— Солнце высоко, колодец далеко. — Билл залился краской, как будто вспыхнул. — Жар донимает, пойду-ка лучше я купаться. — Он вскочил.

— Пойду-ка лучше я купаться, чтоб с вами больше не общаться, — усмехнулась Молли, зло глядя на Билла.

Билл постоял, ожидая, не присоединится ли к нему кто-то еще, однако никто из женщин не двинулся с места. Сэнди, однако, вскочил.

— Я с тобой.

Они зашагали прочь под взрыв женского хохота, злобного и визгливого. Услышав себя, женщины тут же смолкли. Все молчали, вслушиваясь в многослойный гул и грохот городка.

Не принимавший участия в происходящем Генри поднялся.

— Повеселились. До Сары и Стивена нам далеко. — Он возвел очи к небу и запел весьма профессионально: — Отречемся от грешной земли и воззримся в высокое небо… — Сорвав аплодисменты, Генри раскланялся. — Стивен, я ждал вас, как в засаде. Вам следует направиться в кафе. Жан-Пьер приглашает на ланч с американским партнером.

— Это приказ?

— Да, если позволите.

— Что ж… Но только вместе с Сарой.

— Нет уж, отдувайтесь сами, — протестующе подняла она руку.

— Неподчинение! — Стивен подхватил Сару под руку, но Генри тут же схватился за второй локоть Сары.

— Но Сара мне как раз очень нужна.

Стивен отпустил ее.

— Ну, что поделаешь. Иду в кафе.

— Да, только давайте внутри. Там прохладнее.

Стивен вошел в зал, где неистовствовал музыкальный автомат. Он тут же снова появился снаружи в сопровождении Бенджамина. Оба трясли головами и указывали на уши.

— Конфликт отцов и детей, — сказала Салли. — У нынешней молодежи барабанные перепонки из армированного бетона.

— И как они не глохнут… — пожал плечами Стивен, проходя мимо.