Мама была беременна. Галя очень хотела маленького братика, ждала его и все время выспрашивала у мамы — ну когда? Долго ли еще? Скоро ли?

Она гладила большой мамин живот, прислушивалась к тому, что творилось в его глубине. Там происходило какое-то шевеление, булькание, передвижение. Живот жил своей жизнью независимо от маминого желания. Он делался все плотнее и полнее, он выпирал то в одну, то в другую сторону. Мама объясняла Гале: вот тут голова, тут пятка малыша. А вот здесь, наверное, попка, а тут локти или коленки.

Маленькая Галя замирала от приближения к тайне, от прикосновения к еще не родившейся жизни. Почему-то у нее не было сомнения, что родится именно брат. Про себя она уже назвала его Егоркой. Вслух боялась произносить, вдруг мама заругает. Почему мама должна заругать, она не могла себе объяснить… Просто подслушала однажды разговор мамы с бабушкой. Та говорила:

— Нечего раньше времени пол ребенка разгадывать. И имя незачем придумывать. Дай бог, родится дитя… Там посмотрим.

— Суеверия все это, мама! — парировала дочь.

Но бабушка была неугомонна:

— Успокойся! Кто родится, тому и будем рады. А жить раньше времени — плохая примета. — У бабушки очень много было припасено примет — на все случаи жизни — и плохих, и хороших. В семье к этим суевериям серьезно, кроме самой бабушки, никто не относился. Выслушивать выслушивали, но прислушивались лишь изредка. А она всегда любила подкрепить свои слова примерами и обосновать ту или иную примету.

А может, и стоило тогда маме прислушаться к бабушке.

Случилась трагедия. Мама умерла в родах. Ребенка спасли… Но… может, даже и напрасно. Грех, наверное, так думать… И говорить об этом нельзя… Но Галя и не говорила, а про себя думала часто… Мальчик оказался больным.

Папа каким-то незаметным образом растворился в пространстве, бросив и горячо любимую дочь, как всегда казалось Гале, и только что народившегося больного сына. Бабушка взяла на себя его воспитание. Титанический, неимоверно тяжелый труд, который сродни лишь подвигу. И он жил, этот мальчик, довольно долго для такого тяжелого заболевания, целых шестнадцать лет.

Галя не любила брата, побаивалась и брезгливо морщилась, глядя на него. Бессмысленный взгляд, текущие изо рта слюни, вечно сопливый нос. Как бабушка ни старалась, а болезнь брала свое, и слабых сил пожилой женщины, конечно, не хватало: и внучку поднимать, и больного внука тянуть. Отец, правда, какие-то деньги присылал. Но разве это помощь была? Так, слезы…

Когда брат умер, все с облегчением вздохнули, и только одна бабушка искренне горевала и горячо плакала на могилке внука. Хотя жить ей без него стало значительно легче…

И теперь Галя сопоставила эти два события — мамину смерть в тридцать четыре года и свое непонятное заболевание в те же тридцать четыре. Что это? Рок? Проделки судьбы? Или такое проклятие?

Ну нет! Ей еще мужа с сыном нужно в Италию перевезти, быт здесь с ними наладить, хорошую работу найти. Ей еще дочку нужно родить, такую же беленькую и чуткую, как Моника. Ей абсолютно нет дела ни до каких проклятий. У нее своя программа, свой жизненный план! Уж коль скоро закинула ее судьба в Италию, так, наверное, не для того, чтобы она умерла здесь в расцвете сил?! Поэтому прочь все черные мысли, все упаднические настроения! Прочь, болезнь, непонятная, ненужная! Прочь!

Галя смотрела на белый потолок, который вот уже несколько дней как перестал кружиться, переводила взгляд на небо за окном, осматривала свои похудевшие руки, синие в местах уколов и повторяла сто раз в день одно и то же, практически без остановки: «Я счастлива! Мне всегда везет! Моя семья всегда рядом со мной! Я здорова! Я любима! У меня все хорошо! У меня все отлично!»

Однажды Галю навестила Паолина. Привезла ее мобильный телефон, рисунки от Джо и Моники, сок, фрукты и несколько шоколадок.

— Вот, Галя, я тебе список телефонов написала. Хотя тебе, наверное, сейчас не до этого?

— Какие телефоны?

— Ну, помнишь, ты просила про работу? Так я узнавала только там, где хотя бы временное жилье дают.

— Ой, Паолина! Огромное вам спасибо! Это для меня сейчас так важно!

— Ты понимаешь, я вынуждена была взять детям другую няню…

— Да, конечно.

— Но ты не волнуйся. Ты можешь после больницы спокойно зайти к нам, забрать вещи…

— Паолина, вы столько для меня сделали! Спасибо огромное! — Галя немного помолчала, справляясь с подступившим слезами. — Как там дети?

— Скучают по тебе. Привет передают.

— И им большой привет от меня!

— Ты пока здесь лежишь, попробуй позвонить… Может, найдется что-то подходящее.

— А долго мне еще здесь? Не знаете?

— Врач думает, что еще неделю, наверное. Странно, но так никто и не понял, что с тобой было.

— Давление упало.

— Ну это же симптом. А в чем основное заболевание — загадка.

— Да и Бог с ним! Главное — жива!

— Ладно, Галочка! Выздоравливай! — Паолина засобиралась уходить. — Я тебе кое-какие вещи привезла: джинсы, куртку. Врачи говорят, тебе потихоньку можно выходить гулять. Сначала на несколько минут, потом прибавлять постепенно время прогулок.

— Спасибо! — Галя еле-еле сдержалась, чтобы не показать свою слабость.

Но когда за Паолиной закрылась дверь, она заплакала. Вот и еще один этап ее заграничной жизни окончился. Не очень-то она преуспела. Сплошные минусы: денег толком не заработала, работу потеряла, здоровье подорвала, семью не перевезла. И перспектива впереди — опять все с нуля! Хорошо еще, Паолина по-человечески с ней поступила. До больницы проводила, навестила, позаботилась о ее дальнейшей работе.

Где тот список? Куда она его подевала? Ах, вот же он, под подушкой.

Что здесь? Строительная компания. Гипермаркет. Служба уборки города. Пара гостиниц, где требовались горничные, помощники кухни, портье и подсобные рабочие.

Галя понимала: мало найти работу, надо еще уговорить Сашку согласиться быть уборщиком, грузчиком или разнорабочим. Музыканты что-то никому не требовались. В артистах из Украины здесь никто не нуждался.

— Олесь! Ну правда, ну зачем ты днем приходишь-то? Димка дома. Он же все понимает.

— А когда мне приходить? Вечерами ты работаешь, по утрам спишь до обеда…

— Слушай! Ну неловко все это, ей-Богу! Давай прекратим. А? Лесь!

— То есть ты меня прогоняешь! — Леся приняла боевую стойку. — Не понравилась я тебе?

— Ну при чем здесь — понравилась не понравилась?! Ну было и было… Все! Димка же не маленький, все понимает. Не дай бог, матери расскажет.

— А Галя, значит, по-твоему, думает, что ты ей пять месяцев верность хранишь? Да? Что ты в монахи записался и только о ней одной мечтаешь?