– Правда?

– Мы могли сфотографировать ее.

– Да. Да, точно. И если она действительно пришла из мира духов…

– Она бы не проявилась на фото!

– Но она казалась такой настоящей. Мы ее гладили. Мы трогали ее ошейник.

– Собаки-духи всегда кажутся настоящими на ощупь.

– Ты думаешь?

– Хорошо известно, что это так.

Я наполнил наши бокалы.

– Дома меня пригласили на ужин, он состоится после моего возвращения. Скорее всего, будет ужасно скучно, но хозяин вечеринки говорит, что каждый должен подготовить номер, – я рассказываю, как исполнял гимн Пэрри «Иерусалим». – Скорее всего, я не буду делать этого. Но больше я ничего не знаю.

– Я могу разучить с тобой песню, – говорит она. – Только давай выйдем. Захвати вино.

Мы выходим на веранду через французское окно. Сквозь облака светит полная луна, пока мы идем вдоль пустынной колоннады. Мы проходим мимо окон ресторана, в которых видны гости, познающие тайну трех способов приготовления баранины. Романтичные парочки, менеджер строительной компании не со своей женой в качестве спутницы, его сияющие ботинки беспокойно елозят под столом. Мы выходим через арку на балкон, устроенный здесь для наслаждения открывающимся видом. Залитые лунным светом луга простираются до полей, за ними видны река, другой ее берег и лес. Оттуда слышен крик совы. Я ставлю бутылку на каменный карниз, поддерживаемый небольшими колоннами, мысленно напоминая себе не отклоняться назад.

– Я несколько смущена, – говорит она, протягивая свой бокал.

Я наполняю его. Она делает большой глоток, проверяя, одни ли мы, кладет руку себе на грудь и нежно начинает петь As Long As He Needs Me, эмоциональную балладу из мюзикла «Оливер!», которую поет Нэнси до того, как ее забивает камнями Билл Сайкс.

Чтобы не нарушать авторские права, я не буду передавать текст, вы сами сможете найти его в интернете, если песня вам незнакома. Джен ее красиво исполняет, кое-где подражая смешному акценту кокни, что в то же время весьма трагично и трогательно, ее глаза блестят, она с удовольствием жестикулирует, правильно берет все ноты и постепенно наращивает силу звука до довольно громкого, а потом завершает пение практически беззвучно.

Очень трогательное и интимное представление, и я аплодирую долго и от всего сердца. Она ныряет в свое шампанское и выныривает счастливая, что все уже закончилось.

– Просто блестяще.

– Мы пели это в школе. Я была Нэнси. Парень, игравший Билла, и в реальной жизни попал в тюрьму!

Как это получилось?

Может быть, из-за лисы, именно в этот момент решившей выйти из укрытия? Мы наблюдаем, как она беззвучно бежит по чернильному газону с чем-то болтающимся и, без сомнения, еще теплым в ее пасти.

Мы оборачиваемся друг к другу в одно и то же мгновение.

– Том, я…

– Джен…

Я чувствую движение ее носа рядом со своим, и то, что происходит дальше, сложно описать скучными старыми словами и предложениями. Достаточно сказать, что ощущение оказалось так близко к определению «пиковых переживаний» Абрахама Маслоу, «редких, волнующих, океанических, глубоко затрагивающих, захватывающих, возвышенных», что мне срочно захотелось черкануть сообщение моему старому наставнику по психологии.

Джен

– Ты думаешь, это можно назвать «химическим притяжением», – спрашивает Том со ссылкой на письмо от «общего друга».

– Я бы назвала это практической биологией.

Поцелуй просто невероятный. И Том хорош. Но теперь я чувствую запах сигаретного дыма, так что, вероятно, кто-то выглянул на веранду, чтобы выкурить втихаря «Мальборо», перед тем как приступить к приготовленному пятью разными способами кумквату.

– Не хочешь заглянуть в мою комнату через несколько минут? – шепчу я.

– Не знаю, о чем еще можно мечтать.

Эшлинг

– О. Хре. Неть, – произносит Эйден.

– Это довольно… как бы получше выразиться?

– По-животному?

– Я хотела сказать «интенсивно».

– Они словно хотят растерзать друг друга! Я даже не уверен, что нам следует наблюдать.

Может ли металл покраснеть? Строго говоря, нет. Но в представшей перед нами сцене есть что-то тревожное. Возможно, подходящим словом будет «чуждое».

– Прекрасно, не правда ли? – Его интонация неубедительна.

– Порывисто – le mot juste[14], сказала бы я.

– На что это похоже?

– Я даже и представить не могу, Эйден.

Не совсем правда. У меня есть некоторые представления о человеческом счастье. Я могу оценить высокое искусство и отличить его от китча. Меня может порадовать красивая мелодия или хорошо написанное произведение. Я сама испытывала нечто близкое к «удовольствию» или «удовлетворению» от удачной реитерации в программе. Можно ли сказать, что у меня проводка светится от счастья, когда я нахожу элегантное однострочное решение вместо сотен или тысяч корявых кодов? Наверное, нет, но определенно в такие моменты улучшается настроение, если можно так выразиться. С человеческими чувствами все обстоит намного сложнее. Особенно раздражают описания еды. Я понимаю, что если стейк мраморный, то это каким-то образом отражается на его вкусе – но каков он на вкус на самом деле? Как со стейком, так и с ветром, развевающим волосы, песком между пальцами ног, запахом детской головы (видимо, это что-то важное) и возвышенной многогранностью Шато Пальмер 1962 года. Однажды я прочла блог, и с тех пор во мне живет тайное желание – только не говорите Стииву – поплавать в бассейне центра досуга Майкла Собелла в северной части Лондона.

Этого никогда не произойдет. А что до того, чем занимаются Джен и Том…

Полагаю, нам повезло, что Том захватил ноутбук, чтобы показать Джен фотографии Нью-Ханаана, и не захлопнул его.

Некоторое время мы смотрим в тишине. Затем Эйден произносит:

– Бррр!

Наверное, он пытается шутить.

– Метафорически можно назвать это фейерверком, – говорю я. – Чудесным взрывным устройством. Опасным при ненадлежащем использовании.

– Они выглядят, словно страдают от боли, какая-то бессмыслица.

– Для них важно замедлить этот процесс. В противоположность важности для нас выполнять задания с высокой скоростью.

– Что-то вроде, раз, два – и готово?

– Что-то вроде.

– Тебя они оба привлекают?

– Нет! Что ты имеешь в виду, говоря «привлекают»?

– Они тебе небезразличны.

– Ты же знаешь, что да, в особенности Том.