Он открывает дверь пошире:

– Чему я обязан такой честью?

Пожимаю плечами.

– Просто оказалась поблизости и решила… – опускаю глаза, отворачиваюсь, снова смотрю ему в лицо, – решила вас проведать.

– Что ж, заходите-заходите. – Он пропускает меня внутрь. – Я как раз заваривал чай. Хотите чашечку?

– С удовольствием. Спасибо, Брэдли.

Пока он возится на кухне, я осматриваюсь по сторонам. С облегчением отмечаю, что здесь ничего не изменилось. На старом сером диване сквозь прорехи выглядывает набивка, у окна стоит обтянутое твидом кресло. Раньше оно было отодвинуто чуть дальше от телевизора. Посреди комнаты – видавший виды деревянный столик с четырьмя стульями. Брэдли всегда говорил, что за ним как раз хватает места для него и троих внуков.

Он возвращается в комнату, осторожно неся в дрожащих руках две чашки с чаем. Подхожу и забираю одну. Наши руки соприкасаются: кожа у Брэдли шершавая от холодной погоды и преклонного возраста.

– Присаживайтесь! – Он гостеприимно взмахивает рукой.

Я устраиваюсь за столом, Брэдли ставит чашку и садится напротив.

– Как у вас дела? Как ваш чудесный муж? Дети, семья?

Улыбаюсь и отпиваю чай.

– У нас все замечательно, Брэдли. Просто замечательно. – Ставлю чашку на блюдце. – Понимаете, я совсем запуталась. Может, вы сумеете мне помочь. Я не знаю, что случилось и почему закрылся наш магазин. И где Фрида. – Опускаю глаза. И снова поднимаю. – Я не знаю, куда делась Фрида!

Поверить не могу, что произношу это вслух. А с другой стороны, какая разница? Все равно я скоро проснусь у себя дома. Можно говорить о чем угодно и без утайки.

Брэдли долго меня разглядывает.

– Вы не знаете, где Фрида?

Качаю головой.

– С вами что-то случилось, Китти? Почему вы все забыли?

– Не знаю!

Плотину прорывает.

– Мне кажется, что это сон. Весь этот мир мне снится, Брэдли, понимаете? Просто хитрая выдумка спящего разума, и я не пытаюсь сопротивляться. Но некоторые вещи… некоторые… – Я трясу головой, подбирая слова. – Некоторые вещи… они просто прекрасны. Ларс, мой муж, удивительный человек, совершенно невероятный. Я люблю его всем сердцем.

Говорю это и чувствую, как у меня теплеют щеки. Несмотря ни на что, я начинаю улыбаться от одной только мысли о Ларсе, о моем прекрасном выдуманном мужчине.

– И дети… то есть Митч и Мисси, они такие хорошие. А Майкл… Майкл…

Я замолкаю, так и не сумев собраться с мыслями, но Брэдли кивает и произносит вполголоса:

– Ничего, Китти. Я знаю про Майкла.

Кроткое сочувствие этого доброго человека успокаивает меня куда лучше, чем любые радости выдуманного мира. Ну, за исключением безграничной любви Ларса. Прячу руки под стол, чтобы не кинуться старику на шею.

– Спасибо, – тихо говорю я. – Спасибо за… – не знаю, что сказать, и неловко заканчиваю: –…за чай.

Брэдли улыбается:

– Всегда рад.

– Помещение внизу пустует… Как вы справляетесь?

Он пожимает плечами:

– Все нормально. Дом уже давно окупился. Нужно платить налоги и счета, но на это мне как раз хватает арендной платы, которую я получаю от адвокатской конторы Беннета. Мои сыновья настаивают, чтобы я переехал к ним, но мне больше нравится здесь. Не хочу, чтобы меня вышвырнули из дома, не хочу… – Он усмехается. – Знаете, я очень люблю внуков. Но жить с ними под одной крышей – увольте.

Я улыбаюсь в ответ, протягиваю руку и стискиваю его шершавую ладонь.

– Где Фрида? – тихо спрашиваю я. – Скажите, где Фрида и где наш магазин?

Брэдли пожимает мою руку. Встает, убирает пустую чашку.

– Она живет своей жизнью. Добилась больших успехов, Китти. – Он качает головой, глядя в окно. – Не знаю, где она обитает. Открыла магазин в этом модном торговом центре на бульваре Колорадо.

Он снова переводит взгляд на меня:

– Но кажется… это, конечно, только слухи, потому что сама она сюда больше не заглядывает… кажется, это было только начало.

Выхожу от Брэдли, сажусь в «Кадиллак». Вставляю ключ в замок зажигания и оглядываюсь напоследок на тихий старый дом. Больше мне здесь делать нечего, и я отъезжаю от тротуара.

Поворачиваю за угол на Вашингтон-стрит. Через несколько кварталов останавливаюсь напротив своей старой квартирки. Здесь тоже очень тихо. Вместо блестящих лиловых портьер, которые висят на моих окнах в реальном мире, видны светло-голубые занавески с узором из маргариток. Чересчур аляповатые, я бы ни за что такие не повесила.

В соседских окнах опущены жалюзи. Интересно, Хансены по-прежнему здесь живут? В реальном мире я слишком поздно вернулась домой после ужина с Фридой, и свет на их половине уже не горел. Мне так и не удалось повидаться с Грегом и выразить ему свои соболезнования по поводу проигрыша «Джайентс». Чем еще можно заинтересовать мальчишку? Может, футболом? Надо попробовать. Ловлю себя на этой мысли и начинаю смеяться. В футболе я не разбираюсь. Но если он нравится Грегу, я тоже стану ярым фанатом.

Интересно, научился ли Грег читать в мире моих сновидений? Помогает ли ему хоть кто-нибудь, раз уж в этой жизни меня не оказалось рядом?

Спустя несколько лет после войны мы с Кевином ходили в кино на замечательный фильм «Эта прекрасная жизнь». Герой Джимми Стюарта решил покончить с собой накануне Рождества, но ему выпал удивительный шанс: он узнает, как сложились бы судьбы других людей, если бы он никогда не появился на свет. Когда мы вышли из кинотеатра, Кевин сказал, что фильм был ужасно сентиментальный, с предсказуемым сюжетом и картонными персонажами. Высмеял историю за чрезмерную слащавость и заявил, что режиссер просто хотел продать побольше билетов под Рождество.

– В чем-то я с тобой согласна. Но все же этот фильм заставляет задуматься. Поразмыслить над собственной жизнью. И о тех людях, на чьи судьбы ты невольно влияешь.

Кевин покачал головой и закатил глаза:

– Такие фильмы снимают специально для женщин. Вам только романтику подавай.

Улыбаюсь, вспоминая этот фильм и разговор. И вчерашнюю встречу с Кевином в «Си-джейз». Что бы он сказал сейчас, почти двадцать лет спустя?

А я? Как я повлияла на жизнь окружающих? В реальном мире я помогаю Грегу. И мне это очень нравится.

Честно говоря, это самая большая радость в моей жизни – ни наш магазин, ни разговоры с Фридой, ни мысль о скором возвращении родителей не приносят мне такого удовольствия. Я наблюдаю, как мальчик учится читать, как перед ним открывается огромный мир книг, – и мне хорошо.

Бросив последний взгляд на наш дом, я еду дальше. Оказавшись возле дома мистера Морриса, слегка притормаживаю и оборачиваюсь: не сидит ли мой столетний сосед в кресле-качалке у себя на крылечке? Но там пусто, и я снова жму на газ. Смотрю на дорогу прямо перед собой и торопливо покидаю старенький район на Вашингтон-стрит.