– Так нечем красить… И вообще, я этим не увлекаюсь. Я же не трансвестит и не очень люблю в женской одежде ходить…

– Вас, пидоров, не разберешь, голубые вы или розовые. Одно слово, гомосятина… Я тебя не обидел?

– Нет… – Мишель расстроенно посмотрел на Ролана.

– А зря. Ты должен обижаться. Потому что ты обиженный… Я тебя не обидел?

– Нет… То есть да…

– Вот и правильно… Давай договоримся: твое дело – молчать в тряпочку, если слова не дают, и ни с кем не заговаривать без моего разрешения. Ни с кем! Понятно? А если кто приставать будет, без моего разрешения ни капли в рот, ни пальцем в жижу. Ты меня понял?

– Да.

– Тогда будешь жить. Тебя никто не тронет, пока я рядом. А я могу быть рядом всегда. И здесь. И в любой хате, куда тебя определят. Тебя определять будут, а я сам хату выбираю… Или ты думаешь, что тебя здесь весь срок продержат?

– Э-э… Нет, не думаю…

– А сюда вообще как попал?

– Ну, меня же избили… Сюда перевели, а майор посмотрел на меня – почему синяк под глазом, спрашивает, губа почему разбита? В лазарет направил…

– Именно в эту палату?

– Мне все равно…

– Это, можно сказать, лучшая палата. Я-то при своих, я могу себе это позволить. А ты чем расплачивался?

– Ничем.

– Так не бывает… Может, векселями? Кому-то пообещал свою «лав»?

– Э-э… Нет, не обещал…

– Может, кто-то на что-то намекал?.. Это не праздный вопрос. Мне очень интересно знать, у кого на тебя виды. Может, майор что-то говорил? Ты давай вспоминай, мне надо знать, как все было.

– Да, он говорил. Сказал, что мне там рады будут. С насмешкой сказал. С грязной такой насмешкой. Но я уже привык… А может, он вас имел в виду?

– Запомни, голубь, никто и никогда меня не имел. И никогда иметь не будет. И ты не мечтай, понял…

– Так я же не в том смысле! – всполошился Мишель. – Я хотел сказать, что майор про вас говорил. Ну, не про вас конкретно, а про то, что вы будете рады.

– Я уже рад, голубь. Но я молча радуюсь. И ты молчи. Чтобы я тебя не слышал…

Ролан повернулся к Мишелю спиной.

– Если вдруг кто-то наедет, сразу ко мне. А так чтобы никаких звуков…

Мишель вел себя смирно. Все время молчал, говорил только с разрешения Ролана. И ужинал на своей кровати, поскольку за стол садиться ему не дозволялось. А ночью он заснул лишь после того, как Ролан сказал, что ему можно спать. До этого голубец терпеливо ждал, когда Тихонов позовет его к себе в постель. Все это было бы смешно, если бы не было так тошно.

А утром в палату пожаловала Изольда. Увидев Мишеля, она остолбенела. Она-то знала, что у Ролана появился сосед, но не думала, что такой красивый – на женский, разумеется, взгляд. К тому же она узнала его.

Мишель лежал на заправленной постели в пижаме, забросив ногу за ногу, и ловко орудовал пилочкой для ногтей по прямому ее назначению. Увидев Изольду, он пугливо поднялся с постели.

– Климов?! Ты?

– Я, Изольда Германовна.

– Что ты здесь делаешь?

– Да вот, старого друга приехал навестить, – улыбнулся Ролан.

– Друга?! Знаю, как ты с ним дружил…

– Я с Арнольдом плохо дружил. А с Мишелем я хорошо дружу. Правда, Мишель?

– Правда, – заискивающе глянув на него, кивнул голубей.

– И вы со мной хорошо дружите, Изольда Германовна. Вот, с Климовым удружили… Спасибо, что ко мне его устроили.

– Я устроила? Это Михайловна все… Э-э, не важно, кто…

– А я думал, что это ваша работа… Ну все равно, спасибо вам. За то, что я сюда попал. А то бы я вчера остался без чудной ночки…

– Без чудной ночки, говоришь… – занервничала женщина. – Что, и на горшок не бегаешь?

– Ну, не без этого, – поморщился Ролан. – А можно без подробностей?

– Без подробностей можно в карцере, а здесь без этого никак. Диарею лечить надо. Заткнуть проход, конечно, можно, но это не выход…

– Вы уж определитесь, пожалуйста, проход это или выход.

– Выход. Будет тебе выход. Из лазарета.

Ролан промолчал в ответ. Такая перспектива его не устраивала. Во всяком случае, сейчас.

– Ладно, потом поговорим…

Она ушла, закрыв дверь извне. Ролан прислушался – вот отошла в сторону или сложилась гармошкой маскировочная панель, открылась дверь, послышался чей-то мужской голос. Изольда пожаловала в соседнюю палату, и кто-то восторженно поприветствовал ее. Может, сам вип встретил ее громкими словами, а может, его любовник. Жаль, что Ролан не обладал магической способностью проникать сквозь стены… Но зато ему хватило ума приручить Мишеля, и это сыграло ему на руку.

Еще до обеда в палату пожаловал санитар и привел мужчину, внешность которого показалась Ролану знакомой. Большая, приплюснутая с боков голова, глубокие залысины, жесткие курчавые волосы, бакенбарды. Знакомый лоб, надбровья, хотя не так сильно нависающие над глазами, как на фото, что прислала Ролану Аврора. И ноздри шире переносицы, и носогубный треугольник выражен не так четко. Но все-таки это был Корчаков. Правда, какой-то неухоженный. Из носа торчат волосы, на щеках совсем не стильная двухдневная щетина с проблесками седины. Взгляд потухший, но тем не менее в нем чувствовалась жесткость уверенного в себе человека. Спортивный костюм дорогой, но мятый, и майка под ним несвежая. Это указывало на то, что Корчаков запустил себя. И условия неволи – не причина, а всего лишь повод для этого. Есть такая категория людей, которые при малейших неудобствах перестают следить за собой. А в тюрьме такие индивидуумы очень быстро превращаются в презираемую чернь, что почти автоматически переводит их в разряд «чертей» и прочих изгоев. Впрочем, до такой крайности Корчакову еще далеко.

Санитар ушел, закрыв за собой дверь, а Корчаков остался в палате. На Ролана он даже не смотрел, все его внимание занимал Мишель. Похоже, активисту-любителю требовался свежий пассив. Именно поэтому Мишеля и направили сюда, чтобы он стал новой подружкой особо ценного мецената. Как говорится, любой каприз за его деньги. А Изольда устроила ему свидание с кандидатом на вакансию. Скорее всего, она должна была это сделать по долгу службы, но, возможно, ею двигал еще и другой мотив. Скорее всего, женщина хотела, чтобы Корчаков забрал Мишеля в свою палату, а Ролан остался в одиночестве, которое она могла бы сгладить сегодня ночью.

– Привет, я Натан, – сказал гость, присаживаясь к голубею на край его койки.

Ну вот, теперь все окончательно встало на свои места.

– Мишель.

– А я Тихон.

Но Корчаков едва лишь глянул на него и сухо кивнул – дескать, я обратил на тебя внимание, мужик, так что не переживай. А потом, лаская Мишеля взглядом, елейным голосом спросил: