Я тяжело сглотнула, почти физически ощущая вкус его слов, и задумчиво прикусила губу. Мне требовалось время, чтобы переварить и принять все услышанное. Мужчина понимающе улыбнулся. Он наклонился, сочувственно заглянул мне в глаза — в его взгляде тусклыми бликами отражалась легкая печаль, затем по-отечески чмокнул меня в лоб и распрямился. Кажется, он действительно за меня переживал.

— Но почему ты дал мне именно свою, а не чью-нибудь еще кровь? — недоумеваю я.

— Чем старше наша кровь, тем она сильнее, — охотно поясняет мужчина. — Так уж получилось, что среди всех стригоев, находящихся сегодня в палаццо Фарнезина, именно я самый старый по человеческим меркам, ибо мой возраст составляет почти двести пятьдесят лет. Моя кровь вернула тебя к жизни, теперь мы с тобой связаны на века.

— Мы… — задумчиво повторяю я, пробуя на вкус это непривычное слово, — мы!

Он довольно кивает.

— Меня зовут шевалье Тристан де Вильфор, — представляется он и, отпустив меня, чуть отступает назад, склоняясь в галантном поклоне. — Я родился во Франции в 1764 году.

— А я так и не вспомнила свое имя! — жалобно вздыхаю я. — Кем же я являюсь?

— Ты… — Он мечтательно склоняет голову набок, лаская меня взглядом. — Я уже готов поверить в то, что ты не человек и не стригойка, а моя обретшая плоть греза, кою я ждал так много лет.

Но я лишь конфузливо прикрываюсь ладонью, смущенная его комплиментами, и звонко смеюсь…

«Она! Это точно она! — мысленно твердил Тристан, восторженно пожирая глазами весь облик удивительной девушки и стремясь запомнить его до последней мелочи, до черточки, до веснушки на щеке. — Высокая, стройная, прекрасная, словно роза. Ее блестящие волосы острижены так коротко, что видно, какой совершенной формы у нее голова и какая длинная шея. Чтобы носить такую прическу, — подумал он, — нужно быть очень смелой и уверенной в себе!»

— Но я не помню своего имени! — настойчиво напоминаю я. — Наверное, моя репутация запятнана чем-то весьма нехорошим, раз уж оно настолько непрочно хранилось у меня в памя…

— Ничего подобного, сестренка. — Дверь бесшумно приоткрывается, и на пороге комнаты появляется высокая, стройная черноволосая девушка, очень похожая на меня. Она делает несколько решительных шагов и торопливо заключает меня в свои пылкие объятия. Несколько секунд я молчу, уткнувшись лицом в ее плечо и чувствуя слезы облегчения, которые струятся из моих глаз и обильно смачивают оборку роскошного платья моей сестры. — Ну почему ты плачешь, родная? — Брюнетка обеспокоенно гладит меня по затылку, вытирает мои щеки и широко улыбается. — Успокойся, ведь все худшее уже позади!

— Это от радости! — искренне поясняю я, ибо вспоминаю — это ее заботливый голос обещал спасение, это ее озабоченное лицо склонялось над скорбным ложем, вырывая мои душу и плоть из беспощадных объятий боли. Это она — самая близкая и родная, моя сестра!

— Меня зовут Андреа! — тактично напоминает сестра. — Мы обе принадлежим к славному роду дель-Васто, маркизов де Салуццо. Я старшая в нашей семье — повелительница стригоев, ты младшая — наш лучший боец…

— И меня зовут? — жадно вопрошаю я.

— Санта Инферно![18]— торжественно провозглашает Андреа. — Ты — наше сокровище, самая стойкая и непобедимая воительница народа стригоев!

— Санта, значит, — смущенно кашляет Тристан. — Ага, точно, мы все так тебя и называем!

Я чутко прислушивалась к своему внутреннему голосу, отчего-то напрочь отказывающемуся принимать мое имя. Санта? Странно… Вроде бы, хоть я точно и не уверена, раньше меня звали как-то иначе? Или нет? Увы, но я не помню.

— Дорогая! — Андреа мягко, но настойчиво потянула меня за руку, подвела к глубокому креслу и заставила опуститься на его удобные подушки. Затем она властно сжала пальцами мои виски, вынуждая меня смотреть ей прямо в глаза. — Ты в чем-то сомневаешься? — В центре зрачков повелительницы стригоев стремительно закручивались кровавые протуберанцы, увлекая меня в омут бездумного подчинения. В моем мозгу звучал ее настойчивый голос, выпевая на манер заклинания: «Ты — моя, а я — твоя. Наш путь неразделим. Помни об этом, помни всегда!» Я ответно улыбнулась и точно так же прикоснулась к вискам сестры, отвечая готовностью без колебания служить своему народу и повиноваться ей, моей госпоже. Андреа удовлетворенно вздохнула, уголки ее нежных губ ликующе приподнялись так, словно она праздновала некую великую, понятную лишь одной ей победу.

Тристан внимательно наблюдал за манипуляциями синьорины дель-Васто, сидя напротив нас, а пальцы его сложенных на коленях рук непроизвольно подергивались, выдавая обуревавшие мужчину чувства. Кажется, он злился! Но почему? Этого я не знала.

— Замечательно, а теперь побеседуем, — негромко произнесла Андреа, непринужденно поднимаясь, подбирая свои пышные юбки и располагаясь на невысоком диване. Ее царственная осанка сразу давала понять — кто есть кто, не разрешая забывать: мы все являемся ее подданными, и наш удел — безропотно слушаться свою повелительницу. Впрочем, я и не возражала — ведь она спасла меня от смерти; Тристан, кажется, тоже, ну хотя бы внешне он сохранял безупречно невозмутимый вид. Вот только эти его предательские пальцы…

— Санта, — позвала сестра, отвлекая меня от интересного психоанализа, — милая моя, расскажи нам, пожалуйста, что ты помнишь из своей прошлой жизни?

— Немного! — я растерянно пожала плечами. — Я смутно помню каменный гроб, свои бесконечные мучения и ускользающую от меня суть происходящего, а потом появилась ты и спасла меня от одиночества, ужаса и мрака. Я так благодарна тебе, сестрица! Я люблю тебя больше всех на свете и никогда не предам. Скажи, чем я могу отплатить тебе за твою доброту и ласку?

Андреа немного покраснела, ничуть не скрывая счастливой улыбки, появившейся у нее на губах. В тишине постепенно погружающейся в сумрак комнаты я неожиданно услышала, как внезапно щелкнули суставы пальцев Тристана, настолько сильно он их сжал. Да что же это с ним такое происходит?

— Твои раны оказались настолько чудовищны, что привели к тотальной амнезии, — печальным голосом констатировала Андреа. — Позволь, я коротко поведаю тебе хронологию минувших событий.

Я обрадованно кивнула.

— Итак, — спокойно начала повелительница, тщательно подбирая нужные слова, — этот мир принадлежит людям. Многие сотни лет назад они узнали о появлении детей Темного Отца, называвшихся стригоями, и сразу начали нас преследовать. Почему? — предвосхитила она мой невысказанный вопрос. — Люди — хищники, ибо убивают животных и питаются их мясом. Мы же, в свою очередь, пьем человеческую кровь и за счет этого поддерживаем бессмертие, дарованное нам нашим создателем. Мы почти всесильны, но помни: полчаса на закате и рассвете, связанные с восходом и заходом солнца, смертельно опасны для всех вас, кроме меня. Люди поклоняются своему Богу — Иисусу Христу, — было заметно, какие неприятные ощущения причиняет ей это имя, — а мы — Люциферу, Темному Отцу и властелину, некогда свергнутому с неба. О, именно он должен был править всем и всеми, но Иисус обманом завладел властью, а Люцифера изгнал в ад. И тогда наш Отец создал нас, стригоев, призванных восстановить справедливость и спасти поруганного падшего ангела. С тем пор мы ждали подходящего момента и медленно копили силы. Как ни старались люди, они не смогли полностью истребить наш род, и тогда им пришлось заключить с нами Соглашение о перемирии, соблюдавшееся целых двести лет. Но недавно, четыре года назад, один из преданных не Иисусу, а нам людей сумел прочитать «Евангелие от Сатаны», украденное у нас и скрытое в подвалах Ватикана, пророчащее появление девы-воительницы, способной найти ключи от ада и рая и призвать в земной мир главного эмиссара бездны — демона Себастиана. И тогда сам Люцифер сможет покинуть ад, а на земле наступит его царствие.